— Не знаю, но та, к кому ты так спешишь, бросая друзей, должна быть очень красива.
Фыркнув, Омод переступил порог.
Ингрид напоминала мышонка, лежавшего, зарывшись в одеяло. Теплая и сонная. Когда он ее подхватил, она лишь что-то сонно пискнула. Ее перенесли в комнату, где мать устроила лекарскую.
— Тише, Ингрид, это я, — прошептал он, закинув одну руку девушки себе на шею, сделал несколько шагов и опустился вместе с ней у очага, подняв легкую дымку золы.
Она запуталась в ее волосах серыми искрами. Как ни странно, от Ингрид пахло не лекарствами, а сдобой. И Омод, не удержавшись, провел ладонью по ее прядям, сейчас свободным от каля. Ему всегда нравились ее волосы. Дрогнув ресницами, Ингрид раскрыла глаза, и в них отразилось два Омода.
— Омод, — прошептала она, легонько проведя кончиками пальцев по его лицу, словно до конца не веря, что это он.
И по его выстуженной сегодняшней прогулкой в столицу душе разлилось тепло.
— Это я, — осторожно перехватив ее руку, он поцеловал кончики пальцев. — Как ты?
— Я все время сплю. Ее величество дала мне какое-то питье… Я его пью и сплю. — Лицо девушки озарило светлое выражение. — Она принесла другую мазь, чтоб руки скорее заживали.
Ингрид попыталась разогнуть пальцы, но Омод легонько накрыл их.
— Не нужно, просто отдыхай.
Ингрид наконец проснулась окончательно и огляделась.
— Почему ты пришел?
— Потому что хочу быть рядом с тобой.
В ее глазах дрогнули огоньки.
— Значит все было не напрасно… — прошептала она.
Омод, потянувшийся было поворошить угли, замер.
— Что было не напрасно?
На лице Ингрид плясали красные отсветы.
— Это. — Она подняла перебинтованную руку. — Если бы я их не обожгла, ты бы не приходил ко мне и не был так внимателен.