Никола, мало сказать, был разгорячен. Но даже локоть на лице не смог полностью отвлечь его от изменившейся реакции публики. Собрание затихало.
— Кто за то, чтобы на помощь Многомирью отправилось наше блестящее трио? — снова спросило Здравомыслие.
И на этот раз «блестящее трио» тоже его услышало.
— Но это Беррес начал! — вскричал художник бледнея. — Клянусь, это все он!
— Это неправда, — простонал обвиняемый.
— Он истерик, — сказал Никола. — Что ж нам теперь, из-за его припадков страдать? То есть, я хотел сказать, что негоже нас определять на эту почетную миссию только потому, что мы прекрасно зарекомендовали себя перед собранием, отмутузив кого-то. Надо дать шанс другим показать себя. Например, тому же Берресу. Вы только скажите и он согласиться на все, что угодно. Правда же, приятель?
— А-а-а…
— Кроме того, его никто не любит, — поддакнул Сальвадор. — Он издевался над крысами или что-то типа того.
— Тишина! — гаркнуло Здравомыслие. — Агенты!
— Ай! — взвизгнул художник. — Больно же.
— Это удержит вас от организации новой драки, — сказало Здравомыслие. — С этого момента я объявляю в Интеллектуальном чрезвычайное положение. С сожалением вынужден признать, что пары Глупости начали проникать даже сюда. Мало того, что мы максимально персонифицировались, так еще и ведем себя так, словно на нас смотрит тупая, охочая до ювенального юмора, толпа.
— А че такое ювенальный? — спросил парень без интересов.
— Ювенальный, значит незрелый, парень без интересов. В данном случае, имеется в виду примитивность юмора.
— А. Понятно.
Собрание молчало. Величайший в Многомирье источник энергии был, одновременно, его проклятием. Циклопический реактор Глупости постоянно подтекал, из-за чего гибельная радиация отравляла и калечила множество идей и нарушала работу Интеллекта. Кроме того, негатив постоянно устраивал диверсии, из-за чего происходили спонтанные выбросы Глупости в атмосферу. Это порождало ужасных мутантов и давало ассоциативным образам Невежества небывалые силы.
— Обычные контрмеры уже не помогут, — мрачно предупредило Здравомыслие. Трапеция его поникла. — Концентрация паров такова, что ближайшие к реактору миры превратились в выжженные пустыни, обитель ужасных существ, вроде этого. И это не считая болот Безнадежности!
Парень без интересов сидел, безнадежно уставившись в экран мобильного телефона.
Собрание отчаянно вздохнуло.
— Да, — констатировало Здравомыслие. — Я не хотело вот так сообщать это. Информация была засекречена. Но теперь, когда агенты невежества уже проникли сюда, скрывать наше бедственное положение не имеет смысла. Вы можете прислушаться к себе и понять, насколько вы пропитались Глупостью.
Истощенная Эрудиция что-то еле слышно прошепелявила. Она была измучена «интересными фактами». Эти бесполезные «а знаете ли вы, что?», которые она поедала, забивали сущность, давая обманчивое чувство сытости, но не переваривались и выходили наружу. Почти нетронутыми. Ее пытались подкармливать нормальной литературой, но Эрудиция настолько ослабела, что не понимала, как питаться книгами. Только глотала очередные: «Индейцы Камоа в четырнадцатом веке умели вырезать аппендикс».