Добравшись до настила из пепла, он почти сразу уронил Котожрицу и потерял сознание.
— Котики-животики, — пробормотала та, стараясь не отключиться вслед за ним. — Как все кружиться…
Она взяла его за ногу и потащила, спотыкаясь о несгоревшие останки. Те еще шипели и дергались. Альфа, конечно, был прав. Она всегда готова была оказать помощь, но занозы в лапах и торчащий из мохнатой задницы дождик — вот, к чему она привыкла. Не к этому. Не к расчлененке.
Котожрица заплакала. Но не остановилась. Она упорно волокла архивариуса, потому что понимала, что только так они и могут выжить. Два слабых, не приспособленных к битвам, образа. По-очереди волоча друг друга к цели.
Это было ее ключевое открытие, которым она собиралась вооружиться до конца приключения. Каким бы он ни был.
Аппендикс, закашлялся.
— Давай ползи, — Котожрица тяжело опустилась на пятую точку.
— Да, да. Ты тоже. Не отставай.
Извиваясь как два засыпающих ужа, они погрузились в тень, отбрасываемую дланью. Та опустилась, и вода ударила в нее, с такой силой, что затрещали сухожилия. Между пальцев брызнули тугие струи. Но поток был остановлен.
Они лежали в кромешной тьме. Котожрица нащупала условную руку архивариуса. Тот шевельнулся, и стоном дал понять, что еще жив. Невозможно было понять, в безопасности ли они сейчас, но ужасная смерть от растирания в порошок им больше не грозила. Наверное.
— Спасибо, — тихо сказала девушка.
— Кха! Кхм-кхм-кха!
— Ты очень храбрый.
— Мне надо было сгореть на костре… Фантазия, как все болит. Ты в порядке? Какая уж тут храбрость? Нужно было перевязать тебя, а я так перепугался, что забыл обо всем на свете.
— Рана почти затянулась, — успокоила его Котожрица, поднимаясь. — Я же сказала, на мне быстро заживает.
Аппендикс завозился, принимая различные позы. Опершись о протянутую руку, он встал на условные ноги и ощупал посла.
— Ох, — пискнула та. — Эй!
Раздался звук пощечины.
— Действительно, — согласился архивариус. — Почти зажила. Удивительно. Извини за ягодицу, тут темно и я слегка дезориентирован.
— Ах, я такая доверчивая, — притворно запищала посол. — Я тебя прощаю.