Длань Одиночества

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вы живете в самом центре заразы?

— Нет, — возразил Кройсос. — Чума почти ушла из своей колыбели. Она стремится дальше, к новым незараженным угодьям. Здесь ей больше нечего делать.

— На периферии, — оживилась Мона, — наверное, идет бесконечная война на сдерживание. Мы убиваем пятнадцать-двадцать сущностей в неделю. А там… Хотела бы я сразиться с чумой по-настоящему.

Она брезгливо посмотрела на присутствующих.

— Но, конечно, не с такой армией.

Кройсос снова расхохотался, приводя Мону в бешенство. Симфония зазвучала примирительно. Заклинатель плохо слышал их. Он не мог сформулировать новый смысл своего существования. Застрять в центре мира, продолжительность которого не поддается осмыслению. Потерять самую драгоценную ношу в Многомирье.

Гиганты по-прежнему игнорировали его взгляд.

Заклинатель медленно пошел к ним, сохраняя спокойствие. Он хотел найти их лица и спросить, почему они так поступили с ним. Его окликнул Кройсос, но преследовать не стал. Никто не двинулся вслед. Заклинатель вскарабкался на валун и пролез в основание трещины. Под ногами скрипел прах позитивных идей. Прикосновения мертвых провожали Заклинателя, пока он протискивался между обломками. Было темно, хотя небо ничто не застило.

Однажды ему показалось, что он увидел прямо перед собой Максиме. Она ползла навстречу сквозь разлом. Ее лицо было искажено гневом, а на груди зияла рана. Заклинатель вскрикнул и подался назад, но она уже исчезла.

Особенно узкий поворот чуть не поймал его навсегда. Образ кричал от боли, его сущность стискивали холодные клыки волевого камня. Пришлось оставить свою раздробленную руку позади. Заклинатель, на грани концентрации, пролез еще дальше и упал ничком. Волевой камень расступился.

— Ты потерял Надежду, — сказал кто-то.

Черепа столикой смерти вразнобой щелкнули челюстями.

— Мне жаль! — Заклинатель перевернулся и увидел Самобичевание.

Образ высился в центре развалин бесформенной горой черной ветоши. Из нее торчали скопления черепов. Челюсти некоторых щелкали в тревожном ритме.

— Мне очень жаль, — повторил он. — Я старался. Я…

— Это правда, — ответила Максиме.

Она вышла из образа жестокости, словно крохотный светлячок вынырнул из глубокого колодца. Это была, конечно, не Максиме воплоти. Дым, преломленное отражение, с сердцевиной неясного тепла.

— Кто ты? — спросил Заклинатель.

— Совесть.

Самобичевание шевельнулось. Оно, наконец, что-то заметило. Из ветоши показались тонкие дрожащие руки, исполосованные порезами. Заклинатель в ужасе приподнялся, неловко действуя одной рукой. Нужно было бежать.