Прости себе меня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Сейчас ссылку скину. Ты не имеешь права отказаться! Ясно? Там что-то вроде старинной усадьбы. Отреставрированной, конечно... но там сказочно! Заниматься сможем и оттуда!

— Хорошо, кидай.

— У тебя нет выбора, Ксенакис! Я уже сделал бронь и внесла предоплату!

У неё действительно не было выбора. Когда вчера Дани увидела Гордеева, пересекающего их двор, она поняла, что больше так продолжаться не может. У неё иссякли силы. Дани казалось, что он стремится к тому, чтобы от девушки осталась лишь оболочка. Он буквально выпотрошил её. Опустошил. Она чувствовала, как с каждым днём дыра в её груди становится больше. Она заставляла её грудь гореть. Ощущала эту боль на физическом уровне.

Дани успела в последний момент погасить свет в мастерской и в самом гараже и запереться изнутри. Превратиться в бесшумную тень. Затихнуть, вслушиваясь в то, как Егор пытается открыть дверь. Вслушиваясь в его приглушенную ругань. После пятой и безуспешной попытки зайти внутрь, он, наконец, развернулся. Она наблюдала сквозь крошечное оконце за тем, как его исполинская фигура удаляется всё дальше...

Что он хотел?! Что, чёрт возьми, ему нужно было?!

Ему было мало того, что он испоганил ей день?! Чего-то не хватило?!

Отец ему дал подсказку?

Конечно же... кто ещё?

Мамы, как оказалось, дома ещё не было.

На какой-то момент ей стало плевать на всё. Дани даже позволила себе задуматься над тем, чтобы послать к чертям Гордеева и его угрозы и пустить всё на самотёк. Казалось, что хуже уже не может быть. Почему плохо должно быть только ей одной?

Почему ей приходится это терпеть? Почему мама и её поступок стали источником её бед?!

— Может, лучше вас отвезёт Павел? — имея в виду отцовского водителя.

— Мам, ну не накручивай, пожалуйста. Янка отлично водит. Ты зря волнуешься. Паша папе на работе нужнее.

Даниэла привычно прильнула губами к родной щеке. Поцеловала мать, ощущая в носу тонкий аромат крема для лица с ноткой сладкого летнего персика. Но что-то в этом, казалось бы, привычном действии, её смутило. Будто между ними образовался невидимый барьер. Она сама его воздвигла. Прохлада на губах и дискомфорт в грудной клетке выбили её из колеи.

Будь ты проклят, Гордеев.

Это всё ты. Лучше бы я оставалась в неведении.

— Сколько туда ехать? — Марина Арсеньевна перевела взгляд на Яну.

— Пара часов. Может, три. Смотря, какая дорога будет...

— Звоните каждый час. Пока не доедете!