Сквозь глухую стену тяжёлых мыслей до него донёсся тихий всхлип. Егор поднял голову и взглянул на мать. Только сейчас заметил её слегка покрасневший нос.
— Мам? — все внутренности сжались. Словно кто-то голыми руками выворачивал его наизнанку. Предчувствие. — Мам? Что случилось? Ты плакала?
Она ничего не ответила. Как ребёнок, поджала губы и всхлипнула ещё раз. Закивала, опуская голову и пряча лицо.
Это оно. Вести, которые он так ждал все эти бесконечные часы. Кажется, калейдоскоп из боли, унижения, отчаяния и стыда, наконец, разбился на сотни тысяч крошечных осколков...
— Вы здесь? — в дверях появился отец. Окинул тяжёлым взглядом обоих и, подойдя ближе, протянул руки к маме. Помог той подняться и сесть на постель Егора.
— Пап? Что случилось? — Егор следом поднялся на ноги. Свёл на переносице густые тёмные брови и впился зубами во внутреннюю поверхность щеки, ожидая услышать то, что заставит его снова задышать.
— Ты ещё не сказала ему?
Мама только качнула головой из стороны в сторону. А затем, опустив лицо в собственные ладони, заплакала. Тихо, почти неслышно. Так... неправильно. Её плечи затряслись.
— Пап? — Егор перевёл хмурый и нетерпеливый взгляд на отца, — что произошло?
— Олег... Олег умер, — после недолгой паузы произнёс Эдуард и посмотрел на Егора. Качнул головой и, растирая шею, опустился на кровать рядом с мамой.
— Что? — он поверить не мог. Получилось. Сука... у него получилось...
— Пока не знаем подробностей. Пожар там или что-то вроде этого. Только что позвонили...
Егор застыл, переваривая новости. Сердце несколько секунд не билось, наверное. Он ощутил липкий и мерзкий пот, от которого футболка стала прилипать к спине.
Не мог произнести ни единого слова. Облегчение. Ликование. Торжество.
Егор провёл ладонью по лицу, цепляя маску скорби...
— Завтра приедет следователь. Сказал, что хочет задать несколько вопросов.
Слова отца доходили до него с небольшой задержкой. Егор кивнул, глядя на то, как папа, обняв маму, помогает той подняться. Словно в тумане.
— Мы уедем на пару часов, — тихо произнёс глава семьи, — побудешь один? Или, может, сходишь до Ксенакис, чтобы не быть одному?
— Куда вы?