Махьяр чувствовал, с какой враждебностью и подозрительностью стал смотреть на него Венцеслав. Прямых обвинений капитан жрецу пока не предъявлял, но… Махьяр вспомнил о Зорграше и том, как беспощадно капитан расправился со склепорожденным, заподозрив того в предательстве. Возможно, и сейчас Венцеслава посещают подобные идеи. Значит, нужно будет при необходимости ударить первым, прежде чем суеверная паранойя обретенного возьмет над ним верх.
— Зигмар, дай мне силы, — молился Махьяр.
Он раскаивался в мелькнувшем у него сомнении насчет того, сумеют ли его слова достигнуть слуха Бога-Царя из этих проклятых глубин. Веру легко провозглашать с кафедры храма в Западном Пределе, но настоящее испытание вера проходит именно в таких глухих местах. Испытание это он один раз уже не прошел — но был полон решимости никогда впредь не допускать такого провала. Без веры он ничто.
— Налево, — сказала Оракул под Вуалью, поведя рукой в перчатке в указанном направлении.
Коридор, в который он свернул, отличался от того, что остался позади. Махьяр увидел в стенах массивные металлические двери, на каждой из которых были выгравированы надписи на неизвестном ему языке. Проемы располагались через равные промежутки, друг от друга их отделяло около дюжины футов. Когда Махьяр задержался у одной из дверей, свет его факела дотянулся как раз до следующей, бросив на нее тусклый отблеск. Между дверями, в маленьких стенных нишах, стояли каменные урны. На них тоже темнели незнакомые буквы.
— Склепы для тел, урны для праха, — пробормотал себе под нос Махьяр, продолжая шагать по безмолвному проходу. Какое-то время он пытался считать, сколько дверей и ниш миновал, но вскоре после того, как число перевалило за пару десятков, бросил это занятие. Иногда последовательность нарушали уродливые изваяния, ухмыляющиеся барельефы на мраморных стенах, изображающие, разумеется, Нагаша. Еще реже встречались перекрестки, другие коридоры, отходящие от того, по которому шел жрец. У каждого Махьяр задерживался, но указаний изменить направление не получал. Если он медлил, Оракул пол Вуалью просто посылала его вперед легким взмахом руки в черной перчатке.
Некоторое время жрец слышал, как перешептываются о чем-то Венцеслав и Сорайя. Смысла их беседы он не улавливал, но простой звук человеческих голосов успокаивал. Напоминал, что не все вокруг мертво и заброшено. Но потом разговор сошел на нет, задушенный гнетущей атмосферой, и остались лишь эхо шагов и молитва, которую отваживался шептать Махьяр.
— Здесь направо, — велела Оракул под Вуалью.
Теперь новые указания следовали одно за другим. Длинные переходы и широкие коридоры сменились короткими, извилистыми и перекрещивающимися проходами погребального лабиринта. Двери тут встречались чаще, а урны и статуи — реже, и свернул отряд уже столько раз, что Махьяр понял: им никогда не возвратиться по своим следам.
Наконец, когда воин-жрец уже начал думать, что этот погребальный лабиринт не имеет конца и края, из темноты выступила массивная бронзовая дверь, на которой задрожал свет его факела.
— Здесь, — произнесла Оракул под Вуалью, развернулась и поманила Венцеслава. — Это место вы видели в моей чаше. Здесь сокрыто проклятие, наложенное на ваши города.
Усталый отряд словно громом поразило. Все как один шагнули они к огромной двери. Сорайя протянула руку, но Махьяр стиснул ее запястье прежде, чем пальцы женщины коснулись бронзы.
— Это может быть ловушка, — предостерег он и повернулся к Венцеславу. — Если проклятия, которые она накладывает на людей, так дороги леди Олиндер, она наверняка не оставила это без место охраны.
Взгляд Венцеслава блуждал по панелям, пытаясь отыскать какие-нибудь потайные механизмы. Ничего не обнаружив, он обратился к Оракулу под Вуалью:
— Ты не видела в своей чаше каких-нибудь ловушек?
— Не видела, но это не значит, что их нет, — ответила провидица. — Всегда, когда бы я ни смотрела на это место, мне являлись лишь фантомы, блуждающие по склепам. Но барьер, не препятствующий духу, может быть непреодолим для смертного. То же можно сказать и о ловушках, нечувствительных к шелесту привидения, но смертоносных для всего живого.
— Позволь мне попробовать. — Махьяр отстранил Сорайю от двери и жестом попросил отступить Венцеслава. Однако Гаевик, к вящей досаде жреца, сдвинуться с места отказался.
— Твоя доблесть достойна похвалы, но тут требуется мастерство. — Чародей кивнул, скорее себе, чем кому-то из своих спутников. — Да, есть заклятья, которые испортят любой механизм или несложные чары, наложенные на дверь. — Он наткнулся на каменный взгляд Махьяра, и уверенное его лицо сделалось умоляющим: — Пожалуйста, позволь попробовать
— Магия может предупредить о нас Госпожу Печалей. — Махьяр оглянулся на Венцеслава.
— Точно так же, как и попытка потревожить охрану этой двери, — ответил заклинатель.