Мир и нир

22
18
20
22
24
26
28
30

Вечером приехали Клай с Настей. Посидели.

Сая принесла настойку на шиповнике. Честное слово, даже не подозревал, что меня удастся удивить новым сортом нира. Получилось изысканно.

А вот разговоров за столом было мало. Клай не мог скрыть облегчения, что не призван на войну. Но хорохорился. Грозился идти со мной. Но не сегодня… Через несколько дней, например.

Настя отмалчивалась, постреливала глазами. Главное – ничем не провоцировала Мюи. Спасибо на этом. Ведь моя клыкастенькая, если её достать, возьмёт арбалет и пристрелит. Будто бы чисто случайно пристрелит, огорчив тем самым папочку.

Я раздал поручения. В том числе – завершить сделку с каганом и Тенгруном. По окончании хлопот поднялся на башню. Мюи осталась с ребёнком, ма развлекала гостей. За мной по узкой винтовой лестнице вскарабкался отец. Увидел ту же картину. Её ни один художник не передаст. Отвечаю!

На небе ни единого облачка. Тысячи звёзд, тропически ярких. Нет Большой медведицы и Полярной звезды, нет вообще знакомых созвездий. Зато других – множество, хватит на пяток небосводов. Как определить направление на север – не знаю. Вместо полоски Млечного пути видна огромная разноцветная сине-розово-белая спираль. Её называют водоворотом Моуи. Красиво!

– Сын! Ты волнуешься?

– Скорее – тревожусь. Не понимаю, что мне делать. Ты же знаешь! Я не предаю. Не изменяю. Если выступлю на стороне короля – буду воевать. К тому же все стычки, что я здесь пережил, это не война. Кроме, может, нападения степняков. Остальное больше похоже на бандитские разборки. И то, что я победил в них, означает только, что оказался самым крутым среди криминальных авторитетов. А как действовать в настоящей крупной армии – понятия не имею.

– Разберёшься! – отец положил мне руку на плечо. – В войну гребут разных. И все сражаются… Как-то. Хоть многие погибают, не успев выстрелить ни разу.

– Второй вопрос. Ради чего? Мотив – повоевать ради грабежа – меня не слишком греет. Анты начнут защищаться. В конце концов, это их страна. И нет никакой уверенности, что тамошние хрымы ждут освобождения от армии Каруха. Убивать защитников родной земли… папа, я не хочу.

– Уверен, что ты примешь правильное решение, сын.

– Какое?

– Сам выберешь. А я расскажу тебе поучительную историю. В годы Второй мировой жил такой судетский немец – Курт Книспель. Воевал. Стал лучшим танковым асом немцев. Оставался, кстати, сравнительно приличным человеком. С понятиями. Однажды напал на конвоира-эсесовца, издевающегося над советским военнопленным. Едва не загремел под трибунал. Но продолжал воевать до весны сорок пятого, пока его «Тигр» не разнесло нашим снарядом. А ещё был Михаэль Виттман, тоже танковый ас. Прожжённый нацист-эсесовец. Его грохнули союзники во Франции.

Я оставил небо в покое и обернулся к отцу.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Оба не изменили присяге. Сохранили верность «Великому Рейху». Вроде бы достойно – хранить верность? А в памяти потомков остались мудаками. Книспель, как бы порядочный, по итогу даже больший мудак, потому что воевал успешнее. Оба служили Гитлеру. Воплощению зла. Потом был трибунал в Нюрнберге. Он постановил: все, выполнявшие заведомо преступные приказы, – сами преступники. И должны нести ответственность наравне с издавшими эти приказы.

– Папа… Ты путаешь мораль двадцатого века и Средневековья. Здесь негров не линчуют потому, что пока не доросли ещё до линчевания негров. О гуманизме, политкорректности и прочих сложных для понимания вещах даже не слышали.

– Согласен. Но ты, сын, из двадцать первого века. И от себя никуда не убежишь.

Хуже всего, что он прав.

Глава 12