Экзистенциализм. Период становления

22
18
20
22
24
26
28
30

Пушкин, конечно, не знал таких слов как «экзистенциализм» или «пограничная ситуация». Но все мы помним, что у него была такая «маленькая трагедия» – «Пир во время чумы». Там есть потрясающее определение пограничной ситуации, я всегда его привожу, когда говорю о ней:

Есть упоение в бою, И бездны мрачной на краю, И в разъяренном океане Средь бурных волн и шумной тьмы, И в Аравийском урагане, И в дуновении чумы. Все, все, что гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья — Бессмертья, может быть, залог! И счастлив тот, кто средь волненья Их обретать и ведать мог.

Вот это положение «на краю», выпадение из обыденности, осознание своей конечности. Как говорит Паскаль: «Кто не осознает суетности всего, тот суетен сам». Пограничная ситуация выводит нас из суеты, позволяет освободиться от оков мира, от всего, что держит нас и нами не является. Она как момент истины обнажает экзистенцию. Она мучительна, редка и драгоценна.

Будем подытоживать. Итак, каждое философское течение имеет свою «формулу человека». Если вы спросите марксиста, что такое человек, он скажет: «Во-первых, человек – это существо трудовое, труд создал человека. Во-вторых, человек – это совокупность социальных отношений, производная от своего классового положения». Если вы спросите христианина, что такое человек, он скажет: «Человек – это существо, созданное по образу и подобию Бога, но потом падшее, однако способное к покаянию и спасению». Если вы спросите просветителя, что такое человек, он вам скажет: «Это животное с разумом».

А вот если вы спросите экзистенциалиста, что такое человек, он вам скажет: «Человек – это единственное в мире существо, знающее о своей смерти и потому обреченное на свободу». Всегда есть опасность себя потерять и упасть в вещь, жить неподлинно, несвободно, бесчеловечно, отчужденно. Бог (если Он есть) бессмертен, животные и вся природа смертны, но не знают об этом. А человек является парадоксом: не мертвый, не живой, а смертный. Не только в русском языке слово «смертный» – синоним человека, но и во многих других. Человек рождается дважды в этот мир: первый раз – физически, когда выходит из утробы матери, а второй раз и уже по-настоящему, окончательно и всерьез, когда он осознает свою смертность. Не случайно во всех культурах существует обряд инициации, взросления. В христианстве это – крещение, второе и подлинное рождение. Человек живет в детстве, как в раю, ему кажется, что весь мир ради него, он никогда не умрет. И в какой-то момент с изумлением и недоверием понимает: я умру. И никто не поможет, ни папа, ни мама. И из вопроса о смысле смерти рождается вопрос о смысле жизни. Если я умру, то зачем я? Кто я? Зачем тогда жить? И стоит ли? Бог бессмертен, и у Него нет этих вопросов, животные смертны, но не осознают этого и оттого так гармоничны, на зависть нам. Поэтому именно из осознания человеком факта своей неизбежной смертности, своей личной конечности рождается все человеческое. Именно отсюда рождается обреченность на свободу. Обреченность на свободу и рождается из знания о своей смерти. Поиск смысла жизни рождается из непонимания, неприятия и попыток осмысления смысла смерти.

Это те темы, вокруг которых будет крутиться весь наш курс: смерть, свобода, смысл, одиночество, отчужденность, подлинное и неподлинное существование.

Двигаясь к завершению, я приведу еще одну цитату из Сартра. У него есть знаменитая лекция «Экзистенциализм – это гуманизм», где Сартр кратко резюмирует все, что я сейчас сказал: «Существование предшествует сущности, экзистенция предшествует эссенции». Это формула человека в экзистенциализме, формула свободы. То есть человек сначала есть, а потом уже кем-то становится. Сартр приводит знаменитый образ: мастер делает нож. Сначала сущность ножа («ножность ножа», говоря по-платоновски) у мастера в голове (то есть здесь сущность предшествует существованию), потом нож сделан – и нож самотождествен. Его сущность и существование становятся неразделимы. Пока его не сломают, он будет ножом – не больше и не меньше. Не топором, не молотком, не ложкой – именно и только ножом! А человек сначала рождается, а потом все время кем-то становится. Человек – это смысложизненное существо, он постоянно создает смыслы, проектирует себе себя. Один из создателей экзистенциального психоанализа, Виктор Франкл, сказал, что человек сейчас живет в состоянии экзистенциального вакуума. Но, говорит Франкл, человек не может жить без смысла. Поэтому от бессмыслицы он гибнет сегодня. Существование предшествует сущности. Человек свободен, человек сам себя делает. Важно не родовое человеческое, а индивидуальное, мое, личное. Выбрать себя, прожить свою жизнь.

И, уже почти совсем завершая это «введение во введение» в экзистенциализм, я хочу привести одно небольшое стихотворение Самуила Маршака:

Все умирает на земле и в море, Но человек суровей осужден: Он должен знать о смертном приговоре, Подписанном, когда он был рожден. Но, сознавая жизни быстротечность, Он так живет – наперекор всему, — Как будто жить рассчитывает вечность И этот мир принадлежит ему.

Все здесь: человек, знающий о смерти, упрямо живущий наперекор всему.

Многие говорят: ну хорошо, был экзистенциализм, расцвел в середине ХХ века, все прекрасно, Ясперс, Хайдеггер, Сартр, Камю. А что дальше? Был экзистенциализм и его нет? Вымер? Был преодолен? Устарел? Вышел из моды?

Сейчас, честно говоря между нами, вообще плохо с великими философами. Как и с великими учеными, великими поэтами, великими живописцами. Тот всеобъемлющий и роковой нарастающий кризис обесчеловечивания, о котором я сказал (как называл это Мамардашвили, «антропологическая катастрофа» или, говоря словами немецких экспрессионистов, «сумерки человечества»), сказывается на всем, в том числе и на философии, которая дробится, мельчает, вырождается и неуклонно деградирует… вместе с современным человеком.

С другой стороны, нельзя сказать, что экзистенциализм перестал быть актуальным и исчез, он во многом сформировал современную культуру, он вошел в ее плоть и кровь, оказал колоссальное влияние на общественную мысль, на психологию, на кинематограф, на художественную литературу. Скажем, кинематограф: сразу на ум приходят такие великие имена, как Ингмар Бергман или Андрей Тарковский. Вот вам экзистенциальные темы в кинематографе. Театр: Камю, Сартр, Марсель и сами были драматургами. А еще можно вспомнить драматургов Ануя, Ионеско… Если брать художественную литературу, опять же, помимо Камю и Сартра, можно назвать и Кафку, и Хемингуэя, и Экзюпери, и Рильке, и Гессе, и Василя Быкова… Экзистенциализм во многом сформировал современный взгляд на человека, и без него уже невозможно говорить об этих вопросах и сюжетах.

Сегодня я попытался бегло дать вам общую картину экзистенциальной философии. Дальше – конкретнее и подробнее. Мы обратимся к отдельным ключевым фигурам экзистенциализма. И начнем с Блеза Паскаля.

Вопросы

– Какую роль у религиозных экзистенциалистов играет Бог?

Естественно, что религиозный экзистенциализм существенно пересматривает взгляд на Бога по сравнению с традиционной религией. Отношения Бога и человека – это не отношения раба и господина, а отношения Творца и со-творца. То есть Бог – Творец, а человек – со-творец. Бог ждет от человека свободы, творчества.

Тут что очень важно: Бог не теорема, которую можно доказать. Не понятие, не что-то безликое и анонимно-объективное. Бог всегда Ты! Всегда собеседник, то, к чему (к Кому!) можно пробиться. О Боге в религиозном экзистенциализме нельзя никогда говорить в третьем лице. Как говорил Бубер: «Если верить в Бога – это говорить о Боге, то я не верю в Бога. Если верить в Бога – это говорить с Богом, то я верю в Него». Или в следующий раз еще расскажу о Паскале, что он говорил: «Мой Бог – это Бог Исаака, Авраама и Иакова, а не Бог философов и ученых, творец геометрических истин». Бог личный, свободный. Такое понимание.

Религиозный экзистенциализм разный. У всех у них разное понимание о Боге, но в основном монотеистическое, конечно. Именно личностный Бог. Хотя у Ясперса там сильнее влияние неоплатонизма, и он говорит о Трансцендентном вообще. Скажем, так. Бог – это возможность вырваться из бессмыслицы мира, выход за рамки данности. В религиозном экзистенциализме Бог – это возможность прыжка, шанс через веру, через прорыв, через это абсолютное Ты выйти из смерти, из рассеянности, из бессмыслицы. Вот что такое Бог в религиозном экзистенциализме, если коротко.

– Ну, вот я встречусь с Богом и…?

И все будет оправдано, осмыслено, мировая бессмыслица исчезнет. Небывшее станет бывшим и наоборот. Конечно, нет никаких гарантий. Бог не есть что-то объективируемое. Бог – это не страховая компания, которая дает гарантии. Это прыжок в пропасть. Может быть, у меня вырастут крылья, и я полечу, а может, не вырастут, и я разобьюсь. Так что законченности и надежности тут нет. Это надежда на встречу, на выход из трагической ситуации человека в современном мире. Надежда. Но не гарантии. Так что тут Бог не есть Оно, Бог всегда – Ты. То есть ни догм, ни гарантий. Все религиозные экзистенциалисты против рационализации веры, разумного ее обоснования, все они подчеркивают, что вера – это абсурд, и вы помните, что по-латыни абсурд – это нечто беспочвенное, необоснованное. Это именно прыжок, который ничего не гарантирует, но может спасти. Акт веры опирается на мою экзистенцию.

Это не значит, что Бога нет и Он не может услышать наш отчаянный призыв. Но в ситуации современности, богооставленности весь акцент в религиозном экзистенциализме делается на религиозную экзистенцию (эк-стаз, ис-хождение) как на основу веры. Подчеркивается трагичность, необоснованность веры. Это не значит, что Бог вырастает из меня. Хотя у разных экзистенциалистов по-разному. Как, например, у Унамуно все совсем парадоксально. В общем виде это так. Вера – абсолютно личный акт, который опирается на мою экзистенцию, поэтому он трагичен.

Лекция 2