Пульс Ханны участился. Она крепко сжала свои деформированные пальцы на руке Майло. Это причиняло боль, но она не отпускала ее.
— Я так не думаю.
Ополченец сделал шаг к ним, оскалившись.
Призрак предупреждающе рыкнул.
На лице солдата промелькнула тревога, сменившаяся выражением чистой ненависти.
— Это животное нужно усыпить.
Ханна вздрогнула.
— Мы просто гуляем. И собираемся продолжать прогулку. Будем благодарны, если вы не будете лезть не в свое дело.
— Любое дело здесь — это наше дело.
Ханна напряглась. Ее дыхание сбилось в горле, ладони стали влажными в перчатках, но голос звучал твердо.
— Только не мое.
— Никогда не любил собак. — Он переместился, увеличив дистанцию, чтобы выглядеть более устрашающе, дуло его винтовки приподнялось.
Парень улыбнулся. Но улыбка не достигла его глаз.
— Здесь видели бродячих собак. Они становятся агрессивными теперь, когда у них нет хозяев, которые бы их кормили. У некоторых из них даже бешенство. Кто знает? Они могут напасть на маленького ребенка. Саттер приказал нам отстреливать их на месте.
Страх пронзил Ханну насквозь. В кармане куртки она нащупала рукоятку 45-го калибра. Машинально нашла предохранитель, сняла его и направила дуло на ополченца.
Если понадобится, она выстрелит сквозь ткань куртки.
Он стоял в пятнадцати футах от нее. Ханна следила за его пальцем, лежащим на спусковой скобе. Если палец шевельнется, она выстрелит.
— Никто не причинит вреда этой собаке. Никто.
Призрак почувствовал напряжение в ее теле и зарычал громче, его черные желваки отвисли, обнажив зубы.
Ополченец усмехнулся.