Сенная площадь встретила нас многоголосым гулом, ржанием лошадей, выкриками зазывал многочисленных лавок, магазинчиком, питейных и едальных заведений и требовательными звонками пробивающихся через все это коловращение трамваев. Торговый день был в самом разгаре. Даже сложно было поверить, что каких-то несколько часов назад это место было пустынным и казалось практически вымершим.
Я поймал на себе какой-то слишком внимательный взгляд сидящего на углу оборванца в грязно-коричневом пальто и замотанным в мешковину половиной лица.
Не особенно обеспокоился. Скорее всего, это бдят подданные теневой царицы Ядвиги и ее молчаливого советника Веласкеса. Даже если те, кто за мной охотились ранним утром сейчас меня и заметят, то вряд ли в такое время рискнут продолжать охоту. Но вот на обратной дороге имеет смысл хотя бы немного запутать следы…
Мы протолкались сквозь толпу Сенной площади и свернули на широкую Гороховую. У приметного дома я остановился.
— Мы пришли, — я повернулся к Вилиму. — Только мне придется забраться на крышу.
Он молча кивнул и направился к расставленным прямо на тротуаре столикам уличного кафе. Да уж, противоречивый человек. У себя дома он много и с охотой говорит, рассуждает, думает вслух, толкает горячие речи. Но за всю нашу довольно продолжительную прогулку он не произнес ни звука.
Я нырнул в подворотню, огляделся, чтобы убедиться, что за моими маневрами не наблюдает какой-нибудь случайно забредший сюда жандарм. Осторожно взял колючий стебель белоснежной розы в зубы. Забрался на невысокий прилепившийся к стене внутреннего двора сарайчик, допрыгнул до пожарной лестницы и стал быстро подниматься наверх, пачкая руки в чешуйках старой краски и свежей оранжево-коричневой ржавчине.
Флюгер в форме петуха. Каминная труба с грустной рожицей. Ага, значит все верно, это та самая крыша…
Из-за раструба водосточной трубы выбрался рыжий кот. Распушил хвост и осуждающе посмотрел на меня. Я подмигнул мохнатому бандиту и опустился на корточки рядом со своим тайником. Запустил туда руку, нащупал бумаги. Вытащил все содержимое и сунул в карман. Готово.
Осторожно, стараясь ступать совершенно бесшумно, подобрался к той самой мансарде. Заглянул и тут же отпрянул. Девушка была там. Она стояла спиной к окну и медленно водила гребнем по своим белокурым волосам. Я положил розу на подоконник и легонько стукнул в окно. Отскочил в сторону и спрятался за каминной трубой.
Щелкнула задвижка, задребезжало старое оконное стекло. С моего наблюдательного пункта мне было видно, как изящные пальцы девушки коснулись колючего стебля. Вздрогнули. Потом девушка взяла цветок и высунулась в окно. Я прижался спиной к трубе и подмигнул нарисованной грустной рожице рядом со мной.
Я услышал, как девушка пробормотала что-то радостное, но неразборчивое, а потом окно захлопнулось.
Обратный путь мы проделали в таком же молчании. Вилим шел вперед, как ледокол, уперев суровый взгляд в одну точку. Казалось, он не обращает внимания ни на кого и ни на что. А мне же, напротив, хотелось глазеть по сторонам. Я помнил Петербург немного другим. Некоторых домов еще не было, на месте кое-каких знакомых построек стояли совсем другие. Но в целом центр города практически не изменился. Стремящееся ввысь величие и клубящаяся тьма подворотен. Построенный ценой множества жизней. Хранящий мрачные тайны едва ли не за каждым поворотом.
И беззаветно любимый.
— Здесь будет твоя комната, — как только дверь квартиры захлопнулась, к Вилиму вернулась его способность говорить. — В комоде в столовой возьмешь постельное белье. Если хочешь большего уединения, в кладовой стоит старая ширма. Заклеишь дыры, и можешь отгораживаться.
— Хорошо, — я послушно кивнул, разглядывая простецкую узкую кровать, которая в углу огромной проходной комнаты казалась совсем уж крохотной.
— Уборная вон там, горячей воды сколько угодно, можешь даже ванну принять, — продолжал отрывистым тоном вещать Вилим. — Я бы даже сказал, не можешь принять, а должен принять! И тряпье свое в мусор выброси немедленно. А то еще клопы по дому расползутся, трави их потом.
Ванна! Горячая вода! Меня сказанные сварливым категоричным тоном Вилима эти слова звучали как сладчайшая музыка!
— Я вернусь через пару часов, — Вилим повесил на плечо большую хозяйственную сумку. — Нужно пополнить запасы продуктов, раз уж нас здесь теперь двое. Чтобы когда я вернусь, этого твоего хлама в доме не было.
Он обвел меня осуждающим взглядом с ног до головы. Точнее, мою одежду, конечно.