— Кто знает, кто знает, — водитель хитро улыбнулся и подкрутил ус.
Мы забрались в кузов и расселись на деревянных скамейках вдоль бортов. Хоть водитель и убеждал нас, что никакой опасности нет, никто не рискнет останавливать машину Вавиловой-Бестужевой, но Натаха и Гиена все равно не выпускали из рук дробовики.
— Интересная история, кстати, у хозяина цеппелина! — перекрикивая шум мотора сказал Бюрократ. — Я думал, что это какая-то транспортная компания делает деньги на сибиряках, оказалось нет!
— Так вроде же Брюквер — немец? — спросил я.
— Немец, да! — машину тряхнуло на ухабе, Бюрократ чуть не рухнул со скамейки. — Когда императрица Елена объявила баницию Сибири, то всем инородцам было позволено пересечь границу и вернуться каждому на свою родину. Здесь же было очень много немецких поселений, да и не только… Прадед нашего Брюквера отказался наотрез. Мол, и кем я там буду, в Германии? Здесь я доктор и ученый, у меня мастерская и пациенты. На кого же я всех брошу? И остался. Здесь после баниции творились разные страшные вещи. И так-то дорог хороших не было, а уж после всех этих бунтов, восстаний и маленьких войн — так и вообще. И однажды прадед Брюквера не успел доехать до пациента, из-за того, что его машина завязла в грязной луже. Вот тогда-то он и построил первый цеппелин. Чтобы было на чем летать в деревни, куда дорог нет. Ну а потом…
— Выяснилось, что транспорт приносит больше денег, чем медицина? — спросил Гиена.
— Вроде того, — Бюрократ поджал губы и вздохнул. Машину опять тряхнуло, так что ему пришлось вцепиться в раму. — Кстати, Степан, вы с ним встречались?
— Случалось… — Гиена криво ухмыльнулся.
— Вам не показалось, что он немного… эээ… странноват? — Бюрократ красноречиво покрутил пальцем у виска.
— Странноват?! — Гиена захохотал так, что заглушил шум мотора. — Это еще мягко сказано! Он полный и абсолютный безумец! Особенно если выпьет. А пьян он практически всегда!
В этот момент снаружи раздался раскатистый грохот. Я передвинулся по скамейке и отогнул полог кузова. Небо над Новониколаевском было черным от клубящихся грозовых туч.
И буквально через секунду грянул ливень. «Интересно, а дирижабль вообще может летать в такую погоду?» — подумал я.
Вообще я опасался, что водитель окажется педантичным и высадит нас на второй Базарной. И нам придется пробираться переулками через весь город. Вторая Базарная была в южной части, почти на выезде. А цеппелин квартировал почти на самом севере. Но кучерявый оказался человеком великодушным. Он на полной скорости проскочил площадь, свернул на широкий проспект, жаль я не запомнил название, промчался с ветерком мимо бывшего здания городской управы, гостиницы «Метрополь» и прочих «фешенебельных» для Новониколаевска зданий. Потом проехал вдоль кирпичного завода, свернул на объездную и высадил нас практически у самого летного поля.
Дирижабль выглядел совсем не таким, как я себе представлял. Мне почему-то казалось, что это должна быть каркасная громадина, вроде «Гинденбурга», гордо зависшего рядом с причальной башней. В реальности же, цеппелин был больше похож на надутый презерватив, перетянутый в трех местах канатами. Гондола, размером с небольшой автобус, с одним винтом сзади, была подвешена к продолговатому пузырю на стропах. Этакий вытянутый в длину воздушный шар.
К земле он крепился несколькими канатами, а по бортам гондолы было развешено множество мешков с песком. Разного размера.
Ветер норовил оторвать эту штуку от земли, натягивая якорные канаты. Косые струи дождя барабанили по обшивке, стук капель сливался в мерное гудение.
— Я ждайт вас уже целий час! — заорал выскочивший откуда-то длинный и тощий, как Бюрократ, мужик. Он прикрывал голову от дождя медным тазом. Волосы его были такого же цвета как и этот таз. И торчавшие в стороны усы. На лбу — здоровенные гоглы. Комбинезон с множеством оттопыривающихся карманов надет прямо на голое тело, плечи и руки покрыты множеством рыжих веснушек. — Нам уже дафно пора фзлетайт! Шнель! Бистро! Торопитес!
Он размахивал свободной рукой, подгоняя нас к гондоле и не переставая выкрикивать команды. Когда я прошел мимо него, то ощутил стойкий запах самогона.
Я поежился. То ли от затекавших за ворот пиджака холодных струй дождя, то ли от перспективы лететь в грозу на гипертрофированном презервативе, пилотировать который будет пьяный рыжий немец. А впрочем, о чем я? Отличный план, как ни посмотри! Явно не безумнее, чем угнать у Матонина шагоход, чтобы перегнать на нем стадо мамонтов содомиту из Буготака.
Я замер на ступеньке и заржал. Натаха, поднимавшаяся в гондолу ступенькой выше, обернулась на меня недоуменным взглядом. Я махнул рукой. Мол, ерунда, просто накатило.