— Какой еще Новосибирск? — сварливо спросил бородатый проводник. — Новониколаевск это. Конечная. Выметайся уже из вагона, мне надо тут порядок наводить!
— Так, стоп! — я отбросил в сторону руку проводника, которой тот попытался меня ухватить. — У меня билет до Новосибирска!
— Ты бухой что ли? Или тебя кто-то кинул? — проводник заржал. — Ну покажь билет, посмотрю хоть, как нарисован!
— Билет… — я снова посмотрел на верхнюю полку и убедился, что моего рюкзака там нет. А я точно помнил, как сунул билет в боковой карман. — У меня украли рюкзак!
— Надо же, как удобно! — проводник снова попытался схватить меня за плечо, но я увернулся. — Шагай давай на выход, пацан. А то придется силой тебя выволакивать.
Да уж, ситуация — говно какое-то! Ночь, я где-то посреди Сибири, без вещей. Кроме меня и проводника в вагоне никого нет. Куда все делись?
— А где остальные пассажиры? — спросил я.
— Вышли давно, один ты проспал, — ответил проводник. — Ты будешь уже выходить или тащить тебя?
— Тащилка не выросла, — пробормотал я, снова автоматически отклонив плечо от пытавшейся схватить меня руки. — Руки убрал, а то пальцы сломаю.
— Пацан, ты мне угрожаешь что ли? — густые брови на лице проводника зашевелились. Он сжал кулаки. Внушительные такие, размером в половину моей головы.
— Да ладно, дяденька, не сердитесь, — сказал я, не особенно стараясь что-то там актерски играть. Вообще вырубить его сейчас было делом очень простым. Ясно было, что боец он такой себе, весь расчет на размер. Понятно, что если он ударит своим кулачищем и умудрится по мне попасть, то больно мне будет, конечно. Но это же попасть надо… Мне потребовалось небольшое усилие, чтобы перестать криво ухмыляться и перестать прикидывать, что если сейчас провести два коротких удара, то бородатый проводник ляжет, даже не успев охнуть. Бить, понятное дело, не стал.
— Так топай тогда на выход!
Короче, было ясно, что он не отстанет, пререкаться дальше особого смысла не имело. А вещи… Да ничего там особенного не было, если задуматься. Кошелек и мобильник были на месте, во внутреннем кармане куртки. Так что, пофиг, по большому счету, где он там меня высаживает.
Я пошел к выходу через почти темный вагон. На верхних полках — свернутые матрасы, нижние подняты. Неправильность ситуации снова царапнула мозг. Сколько же времени я проспал?
Я прошел мимо кучи мешков постельного белья, мимо открытого купе проводников, мимо открытого же туалета. Повернул к открытой двери. Перрон в этом неизвестно-где был устроен ужасно неудобно. В Питере перрон вровень с полом вагона, просто выходишь и все. А здесь нужно было спускаться по неудобной лестнице. С чемоданом это делать, наверное, вообще пытка… И пока я обдумывал неудобство конструкции, проводник с силой толкнул меня в спину. Схватиться за перила я не успел, так что прямо всем собой грянулся на доски перрона. Вскочил. Вот мудила! Зря я его пожалел!
И не успел, конечно. Бородатый проводник уже сноровисто опустил металлический порог и захлопнул дверь. Если брошусь сейчас бить в стекло кулаками, выглядеть буду как дебил. Так что кулаки я разжал, оскалился в типа улыбке и помахал ему рукой на прощание.
Со стороны локомотива раздался гудок, поезд лязгнул, вздохнул, тронулся и покатился во тьму, медленно набирая ход.
А я остался стоять на перроне некоего Новониколаевска, о чем мне услужливо сообщался болтающаяся на двух полосатых столбах табличка. Итак, что мы имеем вокруг?
Перрон из посеревших досок, деревянное здание вокзала, типичного для каких-нибудь промежуточных станций, неопознаваемую статую на невысоком постаменте и три не очень ярких фонаря, которые все это роскошество освещают. У ног статуи — засохший букет из нескольких гвоздичек. Тишина, только комары звенят. Сука! Комары! Я хлопнул по лбу и почувствовал под одной ладонью сразу штук пять мелких кровососов.
— Эй ты! — раздался из-за кустов не очень дружелюбный окрик. — Стой на месте, руки вверх!