Пламя моей души

И всё чудилось, что Леден обязательно всё чувствует. И что он сам понял бы рано или поздно — да хотелось самой ему о том поведать. И давило теперь что-то в груди, словно распирало изнутри — всё вокруг хотелось обнять вместе с Леденом: и челядинку, которая сердито в сенях топталась, и кметей всех, которые уже собирались скоро выезжать.

Теперь уж твёрдо велел Леден Елице в телеге вместе с Мирой ехать. Вот тогда-то та совсем обо всём догадалась: просветлел её взгляд, и лицо стало такое хитрое, как у девчонки, которая ленту у сестры старшей умыкнула, чтобы с парнем на свидание сбегать.

И остаток пути до Велеборска показался на диво лёгким. Как будто от высказанных слов и радости отступило даже недомогание. И как часто глядел на Елицу Леден раньше, а теперь и вовсе, казалось, никто отвлечь его не сможет, никто в сторону и на полсажени оттеснить. Стражем верным он ехал рядом с телегой всю дорогу, а кмети посматривали на него с любопытством. Только Брашко не смотрел: видно, он лишь и знал всё. А потому каждый раз, как не успевал княжич оказать заботу невесте, так отрок оказывался тут как тут: то поддержать под локоть, то спросить, как она себя чувствует. И оттого невольная улыбка то и дело наползала на губы.

В Велеборске не стали задерживаться надолго. Передохнули всего седмицу: хотела Елица в спокойствии провести это время, дать телу ощутить уют дома, стен надёжных, а не трепет колышущихся тканин шатра. Мира так и кружила рядом, всё заглядывала в лицо вопросительного и улыбалась загадочно, давая понять, что малая тайна Елицы ей известна, но выспрашивать она сама ничего не станет, коли та рассказать не пожелает. И благодарить её за то уже можно было, что не пустила она слухов по детинцу. Хоть и знала уже Елица наверняка, что тяжела, а всё ж не хотела слишком рано кому-то лишнему о том говорить. А уж совсем уверилась, как не пришла в срок кровь лунная.

Задержало ещё на пару дней возвращение в Велеборск Радана вместе с Веей, которая опекала его исправно всё это время. Наставница кинулась опрометью к Елице, как увидела, что та на крыльцо вышла встречать.

— Что творилось тут, я слыхала, — забормотала она сбивчиво, хватая её за руки. — А Любогнева как горюет — страшно.

Елица сжала ладони Веи пальцами.

— Мы с Леденом отправимся в Остёрск скоро. Уже собираемся. Останусь я там неведомо, насколько. Но до осени ещё приеду сюда. Я ведь замуж за княжича, наследника стола, выходить собралась. Теперь место моё рядом с ним.

Наперсница покивала и в сторону отошла, позволяя с братом поздороваться. Уж до того Радан за эти седмицы подрос, вытянулся — почти и не узнать теперь. Оставался он в Велеборске, как князь будущий. Елице только за ним присматривать нужно будет вместе с Доброгой, который пообещал воспитать из мальчика настоящего воина и правителя. И не было причин ему не доверять.

Как поговорили ещё обо всем грядущем с воеводой, так решили, что пора и в Остёрск собираться. Ждало их там дело самое важное. Вернее, по дороге к нему. Как ни хотелось навсегда забыть о том капище старом, а всё равно придётся наведаться туда. Не хотела Елица долго с тем тянуть. Раз уж сомнений в том больше не оставалось, что готова она вернуть Сердце на землю, где ему быть положено, где править будет муж её будущий.

И страшило то, что случится там, ведь Елица не знала особых обрядов, не ведала толком, что делать ей надо, чтобы всё завершилось удачно. Но надеялась, что подскажет наитие, а может, вмешается и воля Лады самой.

Разбудил её в то утро, как отправляться они собирались, сам Леден. Нежданно — а оттого ещё слаще стало такое пробуждение. Почувствовала сквозь сон Елица касания губ осторожные — по скуле, щеке до самого уголка рта. Она повернула голову вяло, ещё не понимая, сновидение это или явь — и приняла поцелуй мягкий, но будоражащий.

— Просыпайся, Еля, — пронёсся шёпот отрывистый.

Она обвила шею княжича руками, не желая отпускать. Ахнула Мира, которая пришла уже Елицу будить — да опоздала. Смутилась, наверное, но было всё равно. Только жаль стало, как разомкнул поцелуй Леден и выпрямился. И тогда уж она увидела перед собой глаза его ясные.

— Негоже, княжич... — заворчала было челядинка.

И как будто обида застарелая, да позабытая уж, вновь в её голосе колыхнулась.

— Знаю, что негоже, — он усмехнулся и поднялся с края лавки Елицы, куда присел. — Только не утерпеть никак. Собирайся скоро, Еля. Ждём тебя.

Она и собралась, как могла, быстро. Всё уж готово было с вечера в дорогу новую. Там и выехали из ворот, как едва поднялось Дажьбожье око над лесом, бросило лучи поверх стены детинца, заливая двор тягучей бронзой.

Потянулся путь меж весей, что помалу возрождались после набегов зуличан да косляков. Много ещё горя пережитого сохранилось в них, да жизнь всё залечит временем, а уж в воле тех, кто дальше править будет в княжестве — не допустить других мучений люда, что в нем живёт. Елица хотела, чтобы было так.

Минули скоро и границу между княжествами — а там и вовсе Елица взволновалась. И дурнота, что маяла её до сих пор, как будто усилилась. Она даже слегла на один день в Полянке. Просто сил не было никуда дальше ехать. И тошнило с утра до ночи, кусок в горло не лез. Мира едва не плакала, хлопоча вокруг княжны вместе с большухой. Та пыталась девку успокоить, мол, бывает такое с теми женщинами, что ребёнком тяжелы, а та всё равно тревожилась и суетилась дюже. Будто корила себя за то, что чего-то не доглядела.