Эразм родился, по предположению ученых, в 1469 году в Нидерландах, был монахом монастыря, расположенного близ городка Гауды, который дал имя знаменитому сорту сыра. Учился богословию в Парижском университете, где страдал от холода, дурной пищи, скверных привычек студентов. При покровительстве лорда Маунтджоя перебрался в Англию, встретился с Мором, навестил университетские Оксфорд и Кембридж.
Знакомство с Джоном Колетом, отменным проповедником и гуманистом, открыло для Эразма новый мир, где слово Евангелия, «очищенное» от средневекового богословия и жирных рук духовенства, соединялось с античной культурой. И он снова в пути: возвращается в родные края, где находит случайный заработок и скуку; в «родном» монастыре простился с удивленным настоятелем: в Кембридже собирался получить степень доктора богословия. В Англии продолжаются его ученые дела, беседы с Колетом и Мором, и появляется неожиданное предложение — поездка в Италию с детьми королевского врача. Угнетала нищета, писал откровенно: «Давно побираюсь в Англии. Зима на носу, а мне советовали не тревожить ни архиепископа, ни лорда Маунтджоя, а вместо того умерить свои потребности и привыкнуть переносить нищету. Дружеский совет, нечего сказать.» Как обходился с учениками — неизвестно, но в Венеции, в типографии известного Альда Мануция, вышел в свет составленный Эразмом сборник античных изречений и пословиц, который принес ему заслуженную славу и деньги. Говорят, «Похвалу Глупости» написал в пути: начал на постоялом дворе, продолжил в каморке суденышка, которое направлялось в английский Дувр, а закончил в доме Томаса Мора.
Нет сомнений, придворный беспокойного английского короля Генриха VIII нашел время, чтобы ознакомиться с новым произведением своего ученого друга. Как ознакомиться? Читать! Однако была особенность, отмеченная Эразмом: сообщал, что читали только вслух! Если некто, читая глазами, «обгонял» голос, воспринимали подобное как чудо. Представим, как Мор прерывал громкое чтение добрым смехом… Впрочем, правило не было абсолютным: личные письма едва ли читали вслух. Однако достойные произведения «проговаривали» громко. Здесь истоки славы латинских диалогов Эразма для обучения и закрепления правил речи. В наши дни при «чтении глазами» диалоги теряют свой театральный эффект, использованный автором. Чтение «вслух» требовало подготовки, о чем писал Эразм, представляя правила произношения, фонетику — латинскую и греческую. Следует избавить от навыков родной речи: Эразм составил обзор дефектов, которые заметны при обучении жителей Нидерландов, Франции, Англии, Южной Германии — в каждой области свое. В пути прислушивался к произношению местных жителей, в часы занятий восстанавливал звуки античной речи. (Современное древнегреческое произношение признает реконструкцию Эразма.) Его обычай жизни — многоязычие: хорошая латынь и греческий для эрудитов. (Эразм мечтал расширить «мир латыни» насколько возможно.) Классическое образование русской гимназии XIX века, трудное, «оторванное от жизни», по-своему продолжало традицию гуманистов. Для «домашнего пользования» Эразм признавал родное наречие; не следует им пренебрегать или стыдиться. «Позор, если человек выглядит чужим в том языке, который знаком с рождения. Если небрежность, он ленив. Если происходит по собственному желанию, он глупец». Замечание для внедряющих свой «государственный язык».
Уже на склоне лет Эразм составил «Книжицу о приличии детских нравов». «Для нас это на редкость любопытные картинки быта и нравов, — отмечал Маркиш, — тем более, что написана с обычным Эразмовым блеском. легкой насмешливостью». Но это не сатирическое произведение, как полагал биограф; труд гуманиста, который задумал новые правила общения, хотел избавить мир от прежних привычек. «Немые наставники», — говорил Эразм о своих книгах. Интуиция его не подводила: он неоднократно предлагал то, в чем была потребность. Сборник пословиц Эразма (по-латыни «Адагии») издавали неоднократно. Для европейского Возрождения знание — пусть поверхностное — античной словесности было признаком хорошего вкуса и образован ности: литературное произведение, юридический сборник, политическая речь и частное письмо должны быть украшены крупицей античной мудрости. «В конечном счете, — отмечал Маркиш, — это продолжение прежней формы мышления: только в Средние века ссылались на Писание, а теперь на греческую и римскую древность». Так продолжалось до XIX века.
«Книжица о приличии.» необходима для меняющегося общества, но ее наставления действуют по сей день. Европейское Возрождение не ограничивалось распространением античных басен и древних авторов. Был представлен новый «стиль жизни».
Скудный набор правил общения в эпоху Средневековья предписан был социальным статусом: не изучали, а «впитывали» в детстве в семье и в ближнем окружении. В дальнейшем человек оставался со своими позывами и потребностями, которые не умел и не хотел сдерживать. Находим кар тины быта и нравов, представленные Эразмом: «Мы ходим мыться вместе с женами и сестрами, и чего только не говорим, не вытворяем с женами. в присутствии детей, которых иной раз родители кладут с собой в одну постель, свидетельницу супружеских радостей.» Об обитателях постоялого двора, наполненного запахами чеснока и грязных тел: «Что им делать? Привыкли, а простодушному человеку трудно порвать со своими привычками». Праздники — ужасное время: христианский люд пьянствует, дерется, сквернословит… Народ видит только внешние признаки благочестия: веревки-пояса монахов, постную рыбу и «унылую скорбь». Что слышит с церковной кафедры, кому доверяет тайну исповеди? Сколько стяжателей, пьяниц и бездельников среди приходских священников. Их проповеди наполнены плоскими анекдотами, заставляют верить силой устрашения и угроз. На каждом шагу — монахи, но мало средь них достойных. В Лондоне нищенствующие монахи, францисканцы, всполошились, когда им напомнили, что нельзя ни под каким видом принимать деньги.
Гуманисты отвергли представление о порочности человека, отягощенного первородным грехом. «Я остаюсь при суждении древних, — отстаивал Эразм в полемике, — что в уме человеческом посеяны семена благородства. Человек с помощью благодати Божьей способен на все, и все дела его могут быть добрыми!»
Высокие истины Эразм соединил с утверждением, что вера «не соединенная с житейскими правилами, достойными сей веры, совершенно бесполезна.»
В эпоху Возрождения появилось Воспитание (с большой буквы). «Люди, поверь мне, не рождаются, а образовываются.» — писал Эразм. Бессловесные твари получают необходимые для жизни навыки при рождении, а человек всему учится. Необходимо воспитание по новым правилам: для города не менее важно иметь хорошего учителя, чем хорошего епископа. «Первый воспитывает юных, второй взрослых.» Продолжил мысль: «Пожалуй, дело учителя труднее и полезнее. Город образуют нравы людей».
Новшества XVI века, в том числе употребление вилки, которая приходит из Италии, мы представляем как само собой разумеющееся потому, что с детства привыкаем к правилам общения, которые во время Эразма входили в повседневный обиход. В средневековых источниках есть указания о «неприличном»: ковырять ножом в зубах, дремать за едой, сморкаться в скатерть и т. д. Но это относится к придворному быту. Что происходило за его пределами — трудно описать. По наблюдению известного социолога Н. Элиаса, неискушенные читатели, просматривая средневековые тексты, судят так, как говорят о поведении детей: «.Если бы кто показал, как надо, дурные манеры вскоре исчезли.» Мы воспринимаем все, что не отвечает принятому стандарту вос питания, как «неразвитое», отталкивающее: не только проявление «дурных манер», но и разговор о них оставляет неприятное впечатление. Это влияние нового «социального кода» поведения, который представлен в трудах Эразма.
«.При встрече сними шляпу и при разговоре держи ее в левой руке, правую руку согни и поднеси к телу, где твой пуп. Не следует смотреть прищуриваясь, надувая щеки или покусывая губы — последнее знак угрозы! Во время разговора не заходись кашлем: похоже на лжеца, который думает, как ему солгать. Нехорошо закладывать руки за спину, что присуще лентяям и ворам. Нельзя ковырять в носу, разевать рот и часто плеваться. Хочешь зевать — прикрой рот, потом перекрести. Когда чихаешь — постарайся тихо; но сдерживаться не надо, нелепо больше заботиться о приличиях, чем о здоровье. Ветры желудочные не удерживай, попробуй выйти из комнаты; не получается — заглуши звук кашлем. Тебе желают здоровья — сними шляпу и благодари! Когда желаешь здоровья кому-то, сам снимай шляпу…»
«О застольях». Узнаем, что в приличном доме справа от тарелки находятся чаша и нож, слева лежит хлеб.
Об употреблении вилки сказано, что пользуется вместе с ножом, когда берут порцию с блюда. Появились салфетки: их следует держать на плече или на руке. Воспитанный человек не начинает еду с выпивки и не набрасывается жадно, как волк, на еду. Каждый должен уметь разделать жареное мясо. Пищу следует брать правой рукой. Полезно есть мясо с хлебом. «За столом на время забудь о заботах: не грусти сам и не вводи в грусть других. Не держи руки на коленях и не переминайся на седалище, будто собираешься выпустить дурной ветер.» Застолье сопровождается приятной беседой: неприлично в перерыве меж блюдами чесаться в голове, поигрывать ножом, ковырять в зубах!
Хлеб не ломать, не отщипывать, отрезать ножом. «Если хлеб упал, подними и поцелуй!»
Эразм не изобрел правила «хорошего тона». Тем не менее он был первым, кто специально обратился к этому предмету и определил его всесторонне: ни один из авторов не делал из приличий, из «учтивости» предмет особого исследования». Историки полагают, что «проблема поведения в обществе стала в то время настолько важной, что ею не пренебрегали люди такой уникальной одаренности, как Эразм». «Впоследствии такими вопросами стали заниматься умы второго разряда, переписывая сказанное.» Со временем сочинения Эразма, изъятые из потока христианского гуманизма, превратились в школьные правила.
«Нельзя залезать пальцами в общее блюдо, отрезать себе лучшие куски. Кости нельзя бросать на пол!» Наставления времени, когда Петр 1 «прививал» дворянству навыки европейской культуры. Советы восходят к Эразму: его сочинения «бродили» по Европе. Переписанные, упрощенные, лет через 170 после создания были востребованы в России. Но и в оригинале звучат столь же грубо: «.Многие не едят, а заглатывают торопясь, словно их сейчас потащат в тюрьму. Другие набивают рот, и щеки у них раздуваются, как кузнечные мехи. А иные, когда жуют, хлопают губами и чавкают, подобно свиньям». Переводы Эразмовых указаний найдены в бумагах московских эрудитов середины XVII века; возможно, они пришли из Польши, которая была посредником между Россией и европейской культурой.
Знаменитый гуманист не предполагал, что его наставления используют, чтобы расширить социальные барьеры. Эразм писал о «мужиках» умозрительно, но без злобы. Сельским жителям в его рассуждениях отведено место: честные и самые необходимые для государства. Русские реформаторы решили, что достойное поведение «прилично только благородным, но не подлым». Это противоречило убеждениям Эразма: правила свои он вручил не высшему сословию — «новому человеку». Что не исключает список предубеждений, который можно составить при знакомстве с Эразмом. С похвалой отзывался о ремесленниках, но ценил прежде всего интеллектуальный труд, был суров к купцам: для них нет ничего святого, измеряют наживой все «божественное и человеческое». Страсть к накоплению и гордость своим богатством, безусловно, порочны.
Хёйзинга в биографии Эразма определил возвышенно, но верно основную его заслугу: «Он сам страстно изображал очищенное христианское общество добрых нравов, пламенной веры, простоты и умеренности, доброты, терпимости и мира.» Достойное поведение для Эразма вторично. Главное — духовное обновление мира, понимание духа Евангелия, учения Христа. На пути к истине Эразм видел множество преград. «Нет почти ни одного из наставлений Христа, которые не поставили бы с ног на голову измышлениями.» Эразм создал свой перевод Нового Завета с греческого оригинала, чтобы вернуться к начальному смыслу, затемненному ошибками и вставками. Насколько перевод Эразма актуален, судите сами: греческое «metanoeite» переводили латинским выражением «penitentiam agite». Это выражение понимали двояко: «покайтесь» (в душе) или «творите покаяние» (исполняйте определенную священником епитимью). Эразм в своем переводе нашел однозначное латинское «resipiscite» — одумайтесь, перемените свое суждение. Покаяние в переводе Эразма — отторжение греховного и личный внутренний выбор, не только предписанное внешнее действие. Как учил апостол Павел, «для чистых все чисто». Евангельский призыв обращен к человеку: ему выбирать — откликнуться или пропустить. Сколько говорилось о покаянии в нашем обществе 90-х годов, все ограничилось восклицаниями и переменой названий. До «перемены суждений» не дошло.
МАЛЕНЬКИЕ ТРАГЕДИИ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
Как убить национального лидера
ebooksa