Порочные

— А кто мне запретит? — а после ловко, но очень аккуратно подхватил меня на руки.

— Ты!

Не дал мне произнести ни слова, заткнул меня поцелуем. Нежным, ласковым и успокаивающим.

Почувствовала под спиной твердый матрас на нашей постели.

— Не смей прикасаться ко мне! — яростно проговорила я и вцепилась в его густые волосы, пытаясь оторвать его от себя.

— Ты моя, — поцелуй в шею, — слышишь? И я могу делать с тобой все, что захочу!

— Нет!

Я сопротивлялась, хотя уже чувствовала, как мои трусики стали влажными. Я до сих пор злилась на него из-за того, что скрывал от меня то, кем он являлся. Злилась из-за того, что подверг нас опасности.

Больше было не до разговоров. Костылев быстро стянул с меня ночную рубашку. Большой палец коснулся моего клитора через влажную ткань хлопковых трусиков.

— Моя девочка, — самодовольно прошептал он, продолжая ласкать меня внизу.

— Прекрати…

Я стала задыхаться, а тело изогнулось, требуя еще больше ласки. Цеплялась за простыни и больше не смогла сдерживать стоны.

— С ума меня сводишь… — продолжал шептать Ваня, сводя меня с каждой секундой с ума. Облизала пересохшие губы и уже не смогла вспомнить, что хотела ему сказать.

— Мне нравится, когда ты такая… Покорная, отзывчивая. Моя.

Продолжая массировать мой клитор, Ваня чуть-чуть приспустился и накрыл возбужденный сосок влажным ртом.

И вновь стоны стали срываться с моих губ. Я больше не могла мыслить рационально. Одним прикосновением Ваня заставил меня отказаться от собственных слов, в которых вчера я была еще твердо уверена.

Нежные поцелуи перешли на круглый животик.

— Мой сын, — он продолжал нацеловывать меня и гладить живот, — мой наследник.

Сын? С чего он сделал такие выводы? УЗИ ведь так ничего не показало. Малыш стеснялся и не показывал свой пол.

Но и эта мысль ненадолго задержалась в моей затуманенной голове. И вскоре мои мокрые трусики полетели на пол, где давно валялась моя ночная рубашка.