– И каждый раз сожалели, что не решились тогда на побег? Может, на алтаре из вас выдернули не всё человеческое? Может, что–то ещё осталось?
– Замолчи, Рамона, – тихо произнесла она, но было в голосе что-то, отчего у меня по спине прокатились ледяные мурашки. – Вздорная девчонка, ты ничего не понимаешь! Этот лестриец задурил тебе голову, а ты поддалась, забыла о долге, о доме, о чести!
– Неужели? – наверное, сейчас самое время остановиться… – Знаете, что я успела понять? Вы всегда врали. Любовь не может осквернить, наоборот – она возвышает и дарит крылья.
– А после со всего размаху роняет на камни головой.
– Как вас?
Ноздри тонкого носа затрепетали, и жрица отвернулась. Бросила через плечо:
– Я думала, что ты умнее. Ты смотришь на мир наивно и восторженно, как дитя. Иногда я удивляюсь тому, что Матерь Гор наградила тебя таким Даром. Но кто я такая, чтобы с ней спорить? Такова Её воля.
– Лучше лишите меня Дара, как Ольда. Кстати, это я его выпустила, – добавила равнодушно.
– Я уже поняла это. Ты не понесла никакого наказания, потому что нужна мне. Но, Рамона, ты не задумалась о том, что Ольд может попытаться отомстить?
Задумывалась. И не раз. Очень многообещающий у старейшины был взгляд.
– Он дал слово, что не станет этого делать.
– Глупая, – она покачала головой и повернулась. – Но я устала от тебя и твоего ослиного упрямства. Отправляйся обратно и подумай над моими словами. Скоро состоится суд, на котором будут присутствовать старейшины и все жрицы. Я постараюсь сделать всё, чтобы скрыть твой позор.
– Мне не нужна ваша помощь. Ничего от вас не нужно, – ответила как можно презрительней. – Мне всё равно, что со мной будет. Мне незачем жить.
Верховная наградила меня тяжёлым взглядом.
– Это решать не тебе. Ты принадлежишь Матери Гор. И мне.
Глава 22.
Время тянулось невыносимо медленно, дни сменялись днями, а мне только и оставалось, что бродить по комнате и вариться в собственных мыслях. Они рвали на части, сдирали кожу – даже во сне не было желанного покоя.
Снилось, что я иду, обнажённая, между рядами искателей – и каждый норовит бросить в меня камень. Даже подруги, даже Орвин. Снились колючие глаза отца, его перекошенное от злости лицо. Сжатые до белизны губы Орма, занесённый нож и этот ужасный хруст, который будет мерещиться мне до конца дней.
Снился Ренн. Я плакала, а он целовал мои губы и волосы. Обнимала его, но каждый раз ладони касались влажной от крови рубашки. Он падал в сырую траву, и я не могла его удержать – бессильно махала руками, хватая пустоту.
Просыпалась вся разбитая и шла к окну – долго стояла, пока холодный осенний ветер не высушивал слёзы.