И вдруг меня обдало холодом:
– Лаара! Она побежала доносить Матушке Этере…
– Мы прижали сучку в коридоре, – кровожадно сообщила Сора. – Я как следует отметелила её, и она всё рассказала. Вот же дрянь… Уползла от нас с таким видом, будто её потаскала стая подгорных духов. О, она не скоро это забудет! Будет знать, как подслушивать чужие разговоры. Пронюхала ведь, что мы хотим тебя освободить и ищем амулет Верховной.
– Тихо, хватит ругаться, – одёрнула её Коринна, а потом с жалостью взглянула на меня. – Как твоя шея?
Я сглотнула и коснулась кончиками пальцев гортани.
– Болит. Он меня чуть не задушил.
– Мы принесли твои амулеты, я стащил их из кабинета дяди Рорана, – Орв сунул руку в карман и извлёк мешочек. – Ты сможешь исцелить себя.
– Ах, Орвин… – я приняла его с благодарностью, подавив всхлип. Руки ходили ходуном, в горле саднило, но грудь переполняли эмоции столь сильные, что перед ними отступал пережитый ужас. – Я вам так благодарна, видит пресветлая Матерь! У меня просто нет слов, как я вас люблю…
Девчонки замерли вокруг меня. Кори глядела круглыми глазами, Тира держала ладони у живота, неосознанно пытаясь его защитить. Сора вытирала кулаком покрасневшие глаза. Орв, как настоящий мужчина и защитник, покровительственно гладил моё плечо.
Теперь всё будет хорошо. Теперь всё будет…
Не будет. Без него уже ничего не будет.
Вдруг мысли прервал до боли знакомый звук. Лёгкое потрескивание, как если трёшь шерстяным платком по волосам. Мы вздрогнули, будто застигнутые котом мыши, и переглянулись. В глазах – паника.
Ох, нет, только не
Но я знала, кто сюда идёт. И ничего поделать не могла.
В стене напротив начало стремительно разгораться алое свечение, и сотни острых кристаллов, как бутоны, выросли из толщи серых камней.
Из врат вышла сама Матушка Этера.
Глава 23.
Я снова горел. Плавился от огня, что разъедал нутро. Нервы скручивало от боли, рана в боку горела диким пламенем, но я не мог даже пошевелиться – странное оцепенение сковало тело.
Сквозь пелену я видел силуэты, слышал голоса – они говорили обо мне. Громче всех звучал отцовский, но моё существо, существо родного сына, не тянулось на его голос, наоборот – стремилось закрыться, как от угрозы.
Меня пытались накормить. Вливали по каплям еду и лекарство, но в ответ на это пламя начинало течь только сильней, и я эгоистично мечтал о том, чтобы мои мучения прервались. А потом вспоминал, что на земле остались незавершённые дела, и, стиснув зубы, цеплялся за жизнь. Выгрызал себе право вернуться.