Я не мог покинуть Рамону.
Я подвёл её, и теперь она совсем одна. Что сотворят с ней искатели? Или уже сотворили? Её отец, этот упёртый властный тиран, не простит гибели Орма. Даже такой нелепой, совершенно случайной. И не упустит возможности отыграться на Моне.
Я видел дрожащие губы и глаза цвета сосновой смолы – в этих янтарных озёрах плескалось такое лютое отчаянье, что сердце разрывалось.
И тонкие дрожащие пальцы. И толстая коса с вплетёнными бусинами. И белый подрагивающий живот, залитый лунным светом… Запрокинутое лицо, губы, молящие о ласках…
Мне было больно о ней думать, внутри всё переворачивалось от страха и злости. И тогда я начинал падать в липкую черноту, проваливался в бездну, чтобы в один момент птицей взмыть вверх и увидеть тот самый сон.
Я видел полёт. Подобные сны снились мне с самого детства, но в последнее время стали особенно частыми. Я был свободен, как сокол – парил над вершинами гор, над Лестрой, над крышами замка и верхушками сосен. Всё выше, выше и выше. И каждый раз меня мучил вопрос – куда я всё-таки лечу? Что мне хотят показать? Но сон всегда обрывался, так и не принеся ответов.
Внизу копошились люди, больше похожие на муравьёв, извивались лентами реки, желтели поля. Но я чётко знал, куда мне надо двигаться – и я летел на восток, мимо деревушек и рощи, к громаде Лествирского леса. Он шумел кронами – древний и огромный, как спящий великан. Но сегодня он будто ждал меня, гостеприимно распахнув объятья.
Земля приближалась стремительно – так, что захватывало дух. Во время полёта огонь в жилах отпустил, но сейчас начал возвращаться – эта боль с каждым мгновением становилась всё невыносимей.
И вдруг я заметил новую деталь – то, чего не было раньше. Там, где расходились косматые волны деревьев, притаился маленький сруб с дерновой крышей. Дверь была распахнута. Я прошёл внутрь, полный тревожного ожидания, но успел заметить лишь фигуру молодой женщины. Затравленно озираясь по сторонам и не замечая меня – бесплотного духа – она заворачивала в платок какой-то предмет. Потом, придерживая рукой большой живот, отодвинула заслонку и сунула руку в печь.
В этот момент очертания поплыли, и меня снова окутала чернильная тьма.
Пробуждение было резким и болезненным.
Свет ударил в глаза, бок прострелило, но я умудрился сесть и оглядеться. Передо мной раскинулось лекарское крыло замка с унылыми серыми стенами и запахом трав, который впитался в каждый камень.
– Господин? – пожилой лекарь в белой хламиде удивлённо вскрикнул и, несмотря на старческую немощь, подскочил к моей кровати. Схватил за руку и пощупал пульс. – Как вы, господин?
– Живой, – процедил сквозь зубы и свесил ноги на пол, вызвал этим на лице лекаря гримасу ужаса.
– В-вы… вам нельзя вставать!
И трясущимися руками попытался уложить меня обратно, но я ловко выскользнул из хватки. Старик скукожился под моим свирепым взглядом и больше не делал попыток меня лапать.
– Я доложу лорду Брейгару, что вы пришли в себя.
– Стой! – я вскинул руку и поморщился от дёргающей боли. Торс плотно обхватывала повязка, но полученная рана была слишком серьёзной, и я не тешил себя надеждой, что она успела затянуться.
Старец смотрел непонимающе и шевелил губами, силясь что-то сказать. Кажется, моя наглость оскорбила его до глубины души, но мне некогда было об этом думать. Я и так потратил слишком много времени, странное чувство гнало меня прочь.
Ему невозможно было противиться.