Ну да. Очередная попытка быть «не как сёстры». Отца чуть инфаркт не хватил, когда она явилась домой с этой ультракороткой хулиганской стрижкой. «Необычно и стильно» – вынесла вердикт мама. А папа еще целый месяц ворчал и дулся на нее. «Как можно было такую красоту состричь!» Да элементарно. Зато теперь ее с сёстрами не спутаешь.
– Кто бы говорил, – парирует Люба. – По сравнению с твоими двумя сантиметрами у меня локоны!
– Это точно, – усмехается он, проводя рукой ото лба к затылку по рыжему «ёжику».
Странная у него улыбка. Мягкая и какая-то… словно за ней прячется что-то, какой-то второй смысл. Вот же чушь в голову лезет.
– С наступающим, Самойлов. – Она протягивает ему на раскрытой ладошке ярко-оранжевый мандаринчик.
Ник какое-то время смотрит, наклонив голову, сначала на плод, потом на нее.
– Спасибо. – Он забирает цитрус. – Ну и это… Раз уж пришла. Раздевайся, что ли.
Виной всему Марк и то, какое направление приняли ее мысли благодаря ему в течение последнего часа. Но на слово «раздевайся» в исполнении Коли Самойлова у нее мелькнула совершенно неприличная ассоциация. Никак не связанная с прихожей, шубой и не до конца проснувшимся другом детства. И такая ассоциация ее просто взбесила. Люба тут же решила сорвать злость на отвратительно невозмутимом Звероящере.
– Между прочим, воспитанный человек помог бы даме разоблачиться!
Ни дать ни взять – выпускница пансиона благородных девиц в ней заговорила. И откуда взялась, спрашивается? Вот и Ник удивился.
– А где ты тут воспитанных увидела? – Колька огляделся по сторонам с намерением пристроить мандаринку, а потом, недолго думая, сунул ее себе в рот, зажал зубами. Выглядел при этом… Ну, а какой спрос со звероящера? Изобразил рукой круговое движение, Люба поняла его пантомиму и повернулась спиной. Он помог ей снять шубку, а от нечаянного прикосновения тёплых пальцев к шее волна дрожи вдруг прокатилась от затылка до самого… до попы, если честно.
– Разуваться воспитанные человеки тоже должны дамам помогать? – Судя по чёткости речи, Самойлов вытащил мандаринку изо рта.
– Дама сама справится, – буркнула Люба, нагибаясь. А когда снова приняла вертикальное положение…
Всё когда-то случается в первый раз в жизни. Например, ты в первый раз в жизни стоишь и смотришь… нет, даже не смотришь – любуешься, как парень, которого ты в детстве лупила совком по голове, чистит мандарин. Оранжевый шарик, который занимал всю ее ладонь, в его руках кажется совсем крошечным. Пальцы у него длинные, и он очень ловко ими раздевает мандаринку. Раздевает? Раздевает?! Да что она на этом «раздевайся» зациклилась? Ник между тем пристроил кожуру на тумбочку, развалил очищенный фрукт напополам и одну половинку целиком засунул себе в рот, после чего сразу стал похож на здоровенного хомяка. Или на страдающего флюсом звероящера.
Еще один тревожный взгляд ему за спину. Три минуты до Нового года!
– Хочешь?
Нет, на самом деле он издал совершенно нераспознаваемую последовательность звуков, но она догадалась о смысле по протянутой ей второй половинке.
– Самойлов, тебя в детстве не учили, что нельзя разговаривать с набитым ртом?
Он отрицательно помотал головой и принялся энергично жевать. Дёрнулся кадык, когда он сглотнул. Все-таки шея у него мощная, наверное, с ее бедро толщиной. Из уголка рта выбежало немного оранжевого сока, он его совершенно по-детски слизнул, параллельно разделывая оставшуюся часть мандаринки на дольки. Люба резко отвернулась, расправляя складки на висящей шубе. Что за хрень с ней происходит, кто ей объяснит?
Она обернулась. Ник методично добивал цитрус и смотрел на нее… как-то странно? Или ей уже всё мерещится? Она снова взглянула на часы за его спиной. Тонкая стрелка отсчитывала последние секунды уходящего года. Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…
ebooksa