Эти слова, во всяком случае последние, Паша кое-как уразумел и вяло кивнул в знак согласия.
Они вернулись к костру, который за время их отсутствия заметно притух и отбрасывал вокруг совсем слабые, мерцающие отблески. Юра кинул в него пару наколотых им древесных обрубков, и огонь, жадно приняв в себя новое топливо, разгорелся ярче и веселее, озарив лица приятелей беспокойным красноватым светом. Они уселись возле него, достали из рюкзака еду и питьё и принялись утолять свой аппетит, необычайно разыгравшийся за время их продолжительных скитаний по лесной чащобе, потребовавших от них немалых усилий и изрядно вымотавших. Они так активно насыщались, что, вопреки своему обыкновению, даже не разговаривали, лишь обменивались беглыми взглядами и чуть усмехались, сами не зная чему. А затем, покончив с ужином и по-прежнему безмолвствуя, сидели и, щурясь и позёвывая, смотрели на огонь, чувствуя, как приятная истома растекалась по их телам и как сон понемногу подкрадывался к ним, настойчиво смежая веки и клоня головы долу.
– Всё, спать пора, – нашёл в себе силы вымолвить Юра, с трудом – как незадолго до этого Паша – двигая коснеющим языком. – Перемещаемся в палатку…
Паша опять согласно кивнул. Но не сдвинулся с места, продолжая ронять голову всё ниже и чуть посапывать, как если бы он уже спал.
Юра, однако, сделав над собой усилие, чуть пошатываясь, встал и положил руку другу на плечо.
– Пошли, пошли. Нам завтра рано вставать.
Паша промычал что-то и вновь даже не пошевелился.
Но Юра был неумолим и не отступался, тряся его за плечо и приговаривая:
– Давай, давай, подымайся! Всего несколько шагов – и тогда можешь спать сколько твоей душе угодно…
Он не договорил. Его речь прервалась на полуслове. Он резко вскинул голову и расширенными глазами воззрился в темноту.
Именно оттуда, из застывшей за рекой непроглядной чернильной тьмы, в которой сливались густые заросли, деревья и чёрное беззвёздное небо, внезапно донёсся громкий протяжный рёв, разорвавший глубокую ночную тишину. Не крик, не вопль, а именно рёв. Явно не человеческий, а звериный. Глухой, гортанный, рокочущий, будто вырвавшийся из-под земли. Он принёсся из-за реки, из тёмной, недвижимой лесной глубины, метнулся над водой, ударился о берег и замер, разбившись о плотную стену деревьев, у подножия которых расположились друзья. Но его слабые, понемногу замиравшие отзвуки ещё несколько мгновений дрожали в потревоженном, всколыхнувшемся воздухе, пока не стихли окончательно, поглощённые беспредельной ночной немотой, которой не мог сопротивляться ни один, даже самый громкий и раскатистый звук.
Но ещё достаточно долго после того, как он заглох, Юра и Паша (который, едва заслышав прилетевший из лесных глубин рык, мгновенно очнулся и вскочил на ноги), застыв на месте, не шевелясь, почти не дыша, широко распахнутыми немигающими глазами смотрели в непроницаемую сумрачную даль, откуда до них донёсся поразивший их как гром зычный рёв.
Они как будто ожидали, не раздастся ли он опять. Не услышат ли они вновь чего-то подобного. А когда поняли, что, скорее всего, не услышат, отвели взгляды от темноты и посмотрели друг на друга.
– Что это? – прошептал Паша, едва шевельнув побелевшими губами.
Юра ответил ему продолжительным задумчивым взором и, ничего не сказав, сделал шаг вперёд и снова пристально воззрился вдаль.
– Что это, Юр? – повторил свой вопрос Паша, чуть возвысив голос и не сводя с приятеля упорного вопрошающего взгляда.
Юра дёрнул плечом и как-то отстранённо, точно нехотя, проговорил:
– Откуда мне знать? Я слышал то же, что и ты.
Паша, явно неудовлетворённый таким ответом, нахмурился и, стараясь не показывать лёгкую дрожь в голосе, задал новый вопрос:
– Но что-то ж ты думаешь по этому поводу?