– Мы долго размышляли над этим. Возможно, так твое подсознание представляло смерть. Могло такое быть? – Он посмотрел на нее очень внимательно.
– Наверное. – Она пока не знала, не была уверена. – А что было дальше, какой рисунок?
– Вот этот. – Дядя Митя положил на скамейку листок с нарисованным на нем Лехой. – Это же тот мальчик? Ваш с Артёмом друг, так?
– Да, это он. – Мирослава кивнула.
– Это было одно из твоих самых ярких воспоминаний незадолго до…
– До смерти! Дядя Митя, давайте называть вещи своими именами.
– Хорошо, до смерти. Этого мальчика нашли в Свечной башне у подножья лестницы. Знать об этом ты никак не могла. Если только…
– Если только не видела его там своими собственными глазами, – закончила она за него.
– Да. Мы с твоей бабушкой так и решили. Подумали, что ты могла это видеть.
– Я видела. Фрост… Артём говорит, что это мы нашли его первыми.
Дядя Митя не стал спрашивать, почему они не сообщили взрослым, и Мирослава была ему за это признательна. У нее все равно пока не было ответа на этот мучительный вопрос. Она могла лишь предположить, что они просто испугались…
– Вот это? – Она указал на третий рисунок с горящей башней.
– Тут сложно. Видеть такое в реальной жизни ты, ясное дело, не могла. Помню, тогда психиатр сказал, что мы ступаем на зыбкую почву предположений и догадок.
– Регрессия – это отчасти и о прошлых жизнях, так?
– Отчасти. А еще об особой настройке психики. Очень тонкой настройке, когда человек может видеть то, что не дано обычным людям.
– Я вижу вот это! – Мирослава сама не ожидала, что сорвется на крик, сорвется и почти в лицо швырнет дяде Мите самый последний рисунок. – Я до сих пор вижу вот это! О какой настройке психики ты ведешь речь?
Он не отшатнулся и не разозлился, он обнял Мирославу за плечи, погладил по голове, как в далеком детстве.
– Я схожу с ума, – сказала она шепотом. – Дядя Митя, у меня галлюцинации, а это значит, что я схожу с ума.
– Мира, – его голос тоже упал до шепота, – в своей жизни я не видел человека смелее, сильнее и разумнее тебя. А в своей жизни я повидал всякого. Можешь мне поверить, девочка. Ты не сходишь с ума.
– А что тогда? – Ему хотелось верить. Он был мудрым и добрым. Он был ее единственным другом.