Другой мужчина падает на своего коня и плачет.
– Нет! Прошу, не надо! Простите меня!
Отчасти мне жалко, что я заставила кого-то пройти через эти душевные муки, но я подавляю это чувство.
Оставшиеся мужчины, спотыкаясь, слезают со своих лошадей и карабкаются к ступеням храма. Один обхватывает голову руками и вцепляется в волосы, как будто пытается вырвать их из головы.
«Абриелла! Поспеши! Скоро станет слишком глубоко».
Игнорировать мамин голос все равно что игнорировать потребность дышать.
«Абриелла. Пожалуйста, дай мне руку».
Я знаю, что если поверну голову, то увижу ее. Я знаю, что если протяну ей свои связанные руки, она развяжет их и прижмет меня к себе. Я снова посмотрю ей в глаза. Все будет хорошо.
Я не могу не колебаться. Ноги отказываются двигаться.
Это не она. Моя мама мертва.
Я крепко зажмуриваюсь, отгораживаясь от песни слуа.
– Бри! Сюда!
Голос Себастьяна так близко.
Но он ли это – или это слуа заставляют меня думать, что он пришел?
– Бри, позволь тебе помочь.
Я хочу еще раз увидеть лицо мамы. Когда я поворачиваюсь, я вижу ее прекрасную улыбку и ее добрые глаза – а потом на нее обрушивается волна и ее уносит под воду.
– Мама! – кричу я, ныряя за ней.
Руки цепляются за мои ноги, тянут меня под воду, но я борюсь с ними и плыву к ней. Каштановые волосы моей матери развеваются вокруг нее в воде, и ее глаза закрываются.
Нет.
Зубы, острые, как лезвия бритвы, впиваются в мои ноги, руки, вонзаются мне в живот, оттаскивая меня от нее. Я борюсь с ними из последних сил.