Эти спутанные узы

Лгунья.

«Хорошо» – не совсем подходящее слово. Я горю. У меня все болит. Я одновременно безумно хочу, чтобы мы остались одни, и радуюсь, что это не так.

Он нежно запускает пальцы под верх шелка и медленно скатывает чулок с моей ноги. Затем быстро снимает и второй чулок, но когда он ищет край шелковой ткани на этот раз, его пальцы поднимаются намного выше, чем необходимо.

Почувствовав, что я дрожу, он хмурится.

– Как только выглянет солнце, станет теплее, – говорит он, аккуратно кладя второй чулок поверх первого. – Но я обещаю, что когда мы закончим здесь, нас ждет горячая ванна.

Звучит великолепно, но где она? Мы будем мыться на глазах у всех этих людей?

– Нужно ли готовиться к особой традиции принятия ванны?

Я хочу, чтобы вопрос прозвучал легкомысленно, но вместо этого он звучит так, как будто я предлагаю что-то неприличное.

Финн только подмигивает в ответ и опускает мочалку в одну из приготовленных мисок с горячей ароматной водой. Его руки проскальзывают обратно под мою юбку, и он моет мои ступни и лодыжки, проводя мочалкой по моей коже от пальцев ног до колена, а потом – по задней стороне ноги вниз по икре. И я не могу понять, специально ли его прикосновения такие чувственные или он просто выполняет ритуал. Моя кожа горит огнем, и, возможно, все дело в моих мыслях и моих желаниях. А может быть, все дело в словах, которые он сказал вчера в темноте.

«Я хочу тебя всю».

Но так ли это? Или на самом деле ему нужна только эта сила? Убедить себя в том, что ему больше ничего не нужно, становится все сложнее.

Когда Финн стоит передо мной на коленях, а его мыльные руки скользят вверх и вниз по моей коже под юбкой, трудно рассуждать здраво, но правда заключается в том, что все оставшиеся подозрения в том, что его мотивы могут быть нечисты, развеялись прошлой ночью, когда он заснул, держа меня за руку. Если я сейчас пытаюсь придерживаться этой веры, то это всего лишь отчаянная попытка самосохранения.

У меня уже есть чувства к Финну, и было бы слишком легко влюбиться в него чересчур сильно.

Кто-то подает Финну сухое полотенце, и он проводит им по моим ногам и ступням, при этом не сводя с меня глаз. Я дрожу, но уже не от холода. Я представляю, что ждет нас в палатке – нашей палатке. Он обещал ванну.

– А теперь, – говорит Финн, когда мои ноги полностью сухие, – цветы.

Он встает и начинает вытаскивать бутоны из моих волос и опускает их в миску с водой с сухими травами, которой омывал мне ноги. Вытащив последний цветок, он передает миску рогатому фейри, который отпускал комментарии, и подхватывает меня на руки.

Я взвизгиваю и обнимаю его за шею. Финн ухмыляется, и толпа ликует.

– Это действительно необходимо? – шепчу я ему на ухо.

– Расслабься и получай удовольствие, принцесса. Это традиция. – Он проносит меня вокруг костра, а затем к большой палатке, но когда он доходит до двери, он не заносит меня внутрь. Вместо этого он поворачивается к рогатому фейри, который ждет позади нас с миской с водой, травами и цветами.

Он склоняет голову и бормочет несколько слов над водой, затем подает ее нам.