Мой невыносимый телохранитель

22
18
20
22
24
26
28
30

Я не успеваю ничего ответить, а горячие губы ловят мои. Тимур неистовый в своей жажде, и я теряюсь на мгновение, но почти сразу отвечаю на поцелуй, и из груди Каирова вырывается стон. Контраст горячей кожи и влажной ткани джинсов рождает миллион дополнительных ощущений и каждое из них на грани сладкой боли.

Мои ноги разведены в стороны, Тимур устраивается между ними, и с силой сжимает мои бёдра. Платье задирается, на коже под прикосновениями горячие колючие мурашки.

Целует напористо, как тогда в комнате, берёт власть в свои руки, а я цепляюсь за его плечи, льну к широкой обнажённой груди, твёрдой и тренированной.

Не прекращая поцелуя, Тимур поддевает меня под коленями и толкается вперёд — внушительным уплотнением под ширинкой в горячее лоно.

— Без белья, чёрт, — удивлённо как-то, а я и забыла, что впопыхах надела лишь платье. Совсем забыла о трусиках, и теперь в глазах Тимура не только голод, но и борьба.

— Без белья, — снова тянусь к его губам, но он слегка отстраняется. Взгляд проясняется, и мне снова кажется, что он возьмёт своё возбуждение под контроль, как тогда в комнате.

— Ты же девственница, — это не вопрос, это факт.

Краснею.

— Я да, я не могла ни с кем другим, не хотела. Только с тобой.

— Дурочка, — как-то ласково улыбается и трётся носом о выемку над ключицей. Слизывает мой вкус, а его безумно красивые пальцы мягко поглаживают тонкую кожу под дрожащими коленями. — Тогда меняем план.

Я не знаю, какой был у него план, но он закидывает мою правую ногу себе на плечо, заставляет податься немного назад. Окно всё ещё распахнуто, но я доверяю Тимуру — он не отпустит.

— Упрись руками, — приказывает хрипло, и я вижу каких трудов ему стоит вообще генерировать слова сейчас.

Подчиняюсь, не в силах отвести взгляда от его красивого лица. Сейчас Тимур особенный — без ледяной маски, без желания оттолкнуть.

Моё платье комком на талии, а соски такие возбуждённые, что трение даже о тонкую ткань причиняет дискомфорт. Но Тимур не торопится меня от него освобождать — не тогда, когда смотрит, словно завороженный, туда, куда не смотрел ни единый мужчина до него. И не посмотрит, не позволю.

Одной рукой он гладит мою ногу, я же, кажется, научилась дышать кожей, потому что лёгкие точно отказали, а когда касается кончиками пальцев пульсирующего лона, вовсе задыхаюсь.

— Горячая, влажная… — бормочет, сильнее надавливая.

Я читала любовные романы, смотрела кое-какие фильмы для взрослых, у моих подружек яркая и насыщенная личная жизнь, и эротические сны тоже видела. Господи, я даже в ду́ше себя трогала, представляя перед собой Тимура. Но я не думала, что всё это может быть настолько острым. Что бывает настолько хорошо.

— Расслабься, Элла, — просит сдавленно, и я вижу, как краснеет его шея, словно он тяжеленную штангу поднимает. — Да, вот так.

Я инстинктивно подаюсь вперёд — совсем немножечко, но этого хватает, чтобы палец Тимура прошёлся по какой-то совсем мне незнакомой точке. Судорога опоясывает, кисти рук болят от напряжения, но мне убийственно мало. Тимур поднимает глаза, а в  них огненные вихри. Закусывает нижнюю губу, между бровей складка, и он, не прекращая ласкать меня, снова целует.

Ярость поцелуя и нежность касаний, после ощущения меняются, и вот уже его губы ласкают меня, а пальцы вытворяют что-то совсем неимоверное. Дикое и распутное.