Незнакомцы

Чез, Эмма и Натали, спотыкаясь, брели по дорожке к машине госпожи Моралес. Натали их опередила и показала, куда положить чемоданы. Потом открыла обе двери с пассажирской стороны: одну для себя, другую для Грейстоунов.

– Это было глупо, мама, – сказала она, садясь впереди. – Почему ты не забрала чемоданы, прежде чем заехать за ребятами в школу? Вещи лежали прямо за дверью, и никакой аллергии у тебя бы не случилось. А теперь они тоскуют и скучают по мамочке – и это ты виновата!

Чез помог Финну забраться на среднее сиденье, Эмма последовала за ним, а госпожа Моралес ответила дочери:

– К твоему сведению, моя милая, я была занята вплоть до того момента, когда пришлось забирать из школы тебя. Или ты предпочла бы ехать на автобусе?

– Нет! Зачем ты так говоришь? – прорычала Натали. – Ты ничего не понимаешь! У меня куча уроков на завтра, а я потратила целый час, чтобы помочь этому мелкому найти своего любимого мишку, без которого он не уснёт…

Чез заметил, что Финн сжимает в руках плюшевого медвежонка, у которого недоставало уха и глаза, потому что им часто играли в футбол. Это вовсе не был любимый мишка Финна.

– Натали велела мне его взять, – шепнул брату Финн. – Для отвода глаз.

– Если бы ты тратила меньше времени на переписку, тебе бы хватало его на уроки, – заметила госпожа Моралес, отъезжая от обочины. – И вообще никакой не час. Меньше двадцати минут.

– Ага, и ты уже решила, что надо нас поторопить?! – простонала Натали. – Мама, ты просто невозможна!

А потом, пока госпожа Моралес смотрела направо и налево, готовясь к повороту, Натали развернулась и подмигнула Чезу, Эмме и Финну.

«Ого, – подумал Чез. – Она нарочно ссорится с мамой? Чтобы отвлечь её внимание от заплаканного лица Финна и от того, какие мы сейчас неуклюжие, рассеянные и глупые?»

Госпожа Моралес выехала на дорогу, и Чез заметил, что она бросила на них взгляд в зеркальце заднего вида.

– Ребята, мне стыдно, что моя дочь такая грубая, – сказала она. – Обещаю, у вас сегодня будет весёлый вечер. Мы закажем пиццу – любую, какую захотите. И… да, Натали считает, что она уже это переросла, но на заднем дворе у нас до сих пор стоит батут, и…

У Чеза загудело в ушах; голова закружилась так, что он почти перестал слышать. Он что-то буркнул, когда госпожа Моралес сделала паузу, очевидно дожидаясь ответа, хотя понятия не имел, на что конкретно согласился. Или не согласился. Этот звук мог означать что угодно.

«А мамино сообщение? Может, оно тоже означает не то, что мы думаем?» Ему нужно было снова заглянуть в её телефон, заставить себя ещё раз прочитать эти ужасные слова. Может, ему померещилось. Может, он найдёт приписку «С первым апреля!», или «Бугага, попались!», или «Ха-ха, я пошутила!»?

Но они запихнули мамин телефон, зарядку и все ноутбуки в чемоданы, и чтобы до них добраться, Чезу пришлось бы отстегнуть ремень и перелезть через задний ряд кресел. Он знал, что госпоже Моралес это не понравится. И он понятия не имел, правда ли не стоит рассказывать ей о своих находках. Но при одной лишь мысли о том, чтобы сказать хоть что-то, Чезу становилось нехорошо. Даже «угу» и «ага» сейчас были выше его сил.

«Насколько близко мама и госпожа Моралес были знакомы, если никто из нас не помнит, чтобы мама хоть раз про неё упоминала? – задумался Чез. – Что, если госпожа Моралес просто решит, что у нас плохая мать?»

Он не вполне понимал, что имела в виду Натали, когда предупредила, что госпожа Моралес позвонит в социальную службу, но не сомневался, что звонок в полицию может и правда стать проблемой. А вдруг полицейские решат, что у них негодная мать, раз она оставила детей и сказала, что больше не вернётся? Вдруг они разыщут её только для того, чтобы арестовать?

Прошло какое-то время – пятнадцать или двадцать минут? – и госпожа Моралес направила свой джип по длинной подъездной аллее, которая поднималась на холм. Дом, стоящий на вершине холма, был в три или в четыре раза больше, чем у Грейстоунов, и у Чеза встал комок в горле, когда он вспомнил, как мама всегда называла их жилище «маленький Кейп-Код»[4]. Она произносила это так, что Чез даже немного жалел тех, кто жил в других местах.

– Это твой дом, Натали? – спросил Финн, с открытым ртом глядя на особняк. – Какой огромный! – Возможно, он болтал всю дорогу – Финн разговаривал, когда ему было весело, грустно, тревожно, а иногда даже во сне.