– Где ты? Скажи! Я приеду!! – кричал я в мертвую тишину умолкшей трубки, пока не осознал, что заряженный накануне телефон разрядился в ноль и отключился.
***
Почти всю ночь я не спал. Юлино исчезновение определенно скрывало нечто большее, чем просто нежелание видеть наскучившего бойфренда или злой розыгрыш. Знакомая медсестра из приемного отделения, куда я позвонил первым делом, о такой пациентке не слыхала. Обзвон общих знакомых тоже ничего не дал. Никто не знал, где находится Юля. Мало того, почти все утверждали, что давно ее не видели, не общались с ней и думали, что она уехала в летний лагерь с подругой. Проверка страничек Вконтакте и в Инстаграме подтвердила, что Юля не посещала их уже почти полтора месяца. Последним из выложенных в сеть фото было селфи, которое Юля сделала на рабочем месте в фокинском ателье. На всякий случай я рассмотрел фото при большом увеличении, но никаких призраков на заднем плене не обнаружил, как не нашел Юлиных следов в других соцсетях.
Меня сморило прямо за раскрытым ноутбуком. Но вместо отдыха сон опять принес кошмар, похожий на тот, где я гонялся за Юлей в наряде гимназистки. Только на этот раз догоняла она. Тянула ко мне прозрачные руки, желая то ли обнять, то ли придушить. Ее лицо беспрестанно расплывалось, туманилось, менялось, словно отражение в кривом зеркале. Неизменными оставались лишь жуткие черные кляксы вместо глаз.
На следующий день я отпросился у Игоря пораньше и снова отправился по вчерашнему маршруту. Дверь в ателье по-прежнему была заперта. Продавщица из соседнего магазинчика «Зооленд», любительница покурить на крылечке, не заметила, чтобы в ателье кто-то входил или выходил. Юлина квартира тоже не подавала признаков жизни.
Не зная, что еще предпринять, я позвонил в полицию, но звонок ничего не дал. Мои подозрения всерьез не восприняли, и я почувствовал себя дураком. Внятно объяснить, что порождало мои опасения, действительно оказалось трудно. Девушка внезапно дала отставку. Обидно, но бывает. И мало ли почему закрыто ателье. Может быть множество причин. Фокин уехал в творческую командировку. Юля ушла на больничный. Что я вообще знал о ее жизни? Единственное, что не давало мне забить на всю эту идиотскую ситуацию, – тревожный вечерний звонок. А еще странные совпадения и холодящие душу видения, о которых даже не расскажешь никому. Понять связь между разрозненными частями мозаики я не мог, но всем нутром чувствовал, что дело нечисто и Юля, возможно, попала в беду.
Оставался единственный человек, который мог что-то знать, – Фокин. Я вспомнил про выставку в музее. Юля говорила, что они с Фокиным завершили свой исторический проект, и, скорее всего, вместе придут на открытие. На сайте музея я нашел афишу. Выставка «Легенды нашего города» открывалась в воскресенье в полдень.
Кое-как я дожил до выходных. Игорь с подозрением косился на меня, отпускал шуточки, но я отмалчивался. А в свободное время пытался разузнать побольше о старом фотографе. Казалось, что его знают все, и в то же время никто. Он снимал свадьбы, юбилеи и выпускные у доброй половины города, но мало кто помнил его имя, и уж тем более никто не знал адреса. Интернет дал катастрофически мало полезных сведений. Небольшая статейка о Фокине висела на сайте краеведческого музея. В ней говорилось, что талантливый фотограф живет в нашем городе приблизительно с 70-х годов прошлого века. Точные дата и место рождения неизвестны, поскольку все документы были утеряны во время войны. Неизвестный автор восхищался скромностью Фокина, который всегда отказывался от конкурсов, званий и премий, хотя его работы украшали стены самого музея, библиотеки и даже администрации.
А по ночам мне по-прежнему снились кошмары. Призрачная девушка не давала мне покоя. Убегать от нее с каждым разом становилось все труднее. Но я был уверен: стоит ей заключить меня в объятия, она выпьет из меня всю душу и подчинит своей потусторонней воле.
В пятницу вечером я попытался напиться до беспамятства в надежде, что изматывающие сновидения отступят. Зря. Во сне я увидел Фокина. Он сидел на табурете посреди своего ателье, содрогаясь в конвульсиях. Изо рта выступала пена. Из груди вырывался пульсирующий пучок черных щупальцев. Тонкой паутиной они разбегались в разные стороны, тянулись к портретам на стенах и впивались в изображения людей. Вдруг он заметил меня и повернул перекошенное злобой лицо. На месте глаз кляксами чернели бездонные дыры. Я заорал и проснулся в холодном поту.
В воскресенье утром из очередного липкого кошмара меня выдернул настойчивый телефонный звонок. Я схватил трубку – и разочарованно откинулся на мокрую подушку. Обеспокоенный мамин голос интересовался моим здоровьем и делами. Я врал, что все нормально. Зачем-то рассказал о Фокине.
– Правда? – удивилась мама. – Он еще жив? У него же рак легких. С таким диагнозом долго не протянешь.
Мама давно работала медсестрой в поликлинике и всегда знала много интересного. Оказывается, Фокин приходил к онкологу этой зимой. Его анализы были ужасны, но от госпитализации старик отказался.
– Знаешь, я еще вспомнила, – сообщила мама. – Твое фото с выпускного испортилось.
– Как это?
– Сначала я думала, что стекло в рамке треснуло. Глянула, а это на самой фотке какая-то плесень, как паутина, выросла. Никогда такого не видела. У тебя точно все хорошо?
Я заверил, что все в порядке, и обещал зайти в гости. А сам принялся судорожно собираться. Будильник в телефоне почему-то не сработал. До открытия выставки в музее оставалось полтора часа.
Но я опоздал. На перекрестке произошла авария, и поток машин насмерть встал в пробке. Выскочив из душного автобуса, я помчался пешком, но переоценил свои силы. Жара оглушала. Меня мутило, хотя похмелье прошло еще вчера. Каждый шаг давался с трудом. Черепная коробка разрывалась от боли. Сердце выскакивало из груди. Но я был уверен, что все прекратится, стоит только добраться до чертова музея, поэтому упрямо шел вперед. И не ошибся.
Едва я ввалился в прохладный холл, меня отпустило. Стрелки на старинном циферблате показывали без четверти час. Наскоро купив билет, я переступил порог почти пустого выставочного зала. Несколько человек тихо бродили вдоль стен, рассматривая вставленные в паспарту черно-белые фотографии в лаконичных темных рамах. Ни Фокина, ни Юли, разумеется, не было. Лишь у входа стояла пышнотелая смотрительница музея – дама бальзаковского возраста.
– Ой, вы все пропустили, молодой человек! – всплеснула она пухлыми руками в ответ на мои расспросы. – Открытие прошло так быстро. Завтра выйдет репортаж.
ebooksa