Княгиня взяла в руки лорнет в черепаховой оправе с сильными выпуклыми стеклами, висевший на серебряной цепочке у нее на шее, и стала внимательно рассматривать переданный ей лист. После этого она встала, подошла к изящному письменному столу, и стала шарить по его боковой стороне. Ник и Аполлинарий заинтересованно следили за ней. Со звоном вдруг отъехала часть замысловатой резьбы с этой стороны стола и княгиня вытащила потайный плоский ящичек. Она достала оттуда лист плотной бумаги с золотым обрезом, точь в точь такой, какой только что ей дали Ник и Аполлинарий. Вернувшись снова в кресло, она стала внимательно изучать оба листа.
— Я наизусть знаю каждую точку на этом листе, — сказала она, подняв, наконец, голову. — Тут все одинаково, и подпись Пушкина, на французском. Вот в подписи все дело. Он подписался так, как никогда и нигде не подписывался ни до, и не после. Об этом мне сказал в Италии маркиз Паулуччи.
Потом вздохнула и сказала:
— Итак, маркиза нет в живых. Ну, что ж. Рекомендаций Сергея Васильевича и предъявленных вами бумаг полагаю, достаточно. Но все это вещи, опасные для жизни, — она еще раз тяжело вздохнула. — Я расскажу вам, как все происходило в тот день. Мне было тогда пятнадцать лет и я была княжной Еленой, Эличкой, как все меня звали. Весь город был взбудоражен в те дни тем, а было это в мае 1829 года, что в Тифлис приехал Пушкин. Мой кузен, молодой князь Чавчавадзе, прибежал к нам и сообщил, что молодые люди Тифлиса устраивают кутеж в честь Пушкина в Ортачальских садах. Подготовка шла полным ходом — были приглашены зурначи, ашуги, танцовщицы, европейский оркестр, сад должен был быть украшен разноцветными фонарями и восковыми свечами, укрепленными на листьях деревьев. Кузен, выложив взахлеб все эти сведения, умчался, оставив меня горевать о том, что я не мужчина и не могу участвовать в этом замечательном празднике.
Ближе к вечеру ко мне в комнату вошел отец. Я увидела, что он чем-то озабочен. Но не успела я спросить его о причине его озабоченности, как он сказал:
— Эличка, сегодня ты должна помочь мне, но так, чтобы ни одна душа не знала об этом. Сейчас я велю заложить коляску, править буду сам, а ты должна поехать со мной. Все, что ты сегодня услышишь или узнаешь, большая тайна.
Сердце мое замерло в предчувствии каких-то необычайных событий. И кто мог предположить, что этот вечер перевернет всю мою жизнь.
Уже смеркалось, когда мы выехали из дома. Дорога была не очень близкая, коляска ехала медленно, отец был неразговорчив. Вскоре мы услышали доносившиеся издалека звуки зурны, сменившиеся вдруг грянувшим европейским оркестром и я поняла, что мы приближаемся к ортачальским садам и что вся эта музыка доносится оттуда, где устроен кутеж в честь Пушкина. Я была очень удивлена, но, помня отцовские слова, молчала и ни о чем не спрашивала. Наконец, мы доехали до старой церкви. Отец привязал лошадь и сел рядом со мной. Стало совсем темно. Из сада была слышна музыка, взрывы аплодисментов, веселье там шло полным ходом. Я, видимо, задремала, и проснулась от тихого разговора. В нашей коляске сидел еще кто-то и разговаривал с отцом. Заметив, что я зашевелилась и открыла глаза, отец представил меня:
— А это, Александр Сергеевич, моя дочь, княжна Эличка. Я уже стар и немощен, а она моя надежда, наследница и единомышленница.
И тут я поняла, что собеседником моего отца был не кто иной, как сам Пушкин.
— Очаровательна, князь, ваша дочь сама прелесть, — сказал Пушкин приятным баритоном. У отца в руках была плошка со свечой и в ее слабом свете я едва могла разглядеть знаменитого поэта.
— Ну, прощайте, князь. Да хранит вас господь, — и с этими словами Пушкин выпрыгнул из коляски и исчез в темноте.
— Эличка, — обратился ко мне отец, — держи это покрепче, и смотри, не засни и не вырони.
С этими словами отец передал мне довольно увесистую шкатулку. Я почувствовала, что она сделана из какого-то металла. Что там, я, конечно, не знала.
По приезде домой отец молча взял у меня шкатулку и прошел со мной в мою комнату. Он сел в кресло и немного помолчал.
— Помнишь ли ты маркиза Паулуччи? — спросил он меня после некоторого молчания. Маркиза я помнила очень смутно, была совсем маленькой, когда он навещал моего отца в Тифлисе, но разговоры о нем были частыми в нашем доме. Я помнила, что кто-то из братьев моего отца был адъютантом Паулуччи.
— Так вот, — продолжал отец, — если со мной что-нибудь случится, эту шкатулку ты должна отдать либо самому маркизу, либо тому, кто придет от его имени. Это очень важно. Дома держать ее опасно. К завтрашнему утру мы что-нибудь придумаем. А теперь ложись спать. Шкатулку мы спрячем пока среди твоих кукол.
Ночью я проснулась от криков и грохота. Я в ужасе села на постели. В доме что-то происходило. Раздалось несколько выстрелов. Потом все стихло. В комнату, прихрамывая, вбежала моя няня Этери. Она бросилась ко мне и с причитаниями заключила меня в свои объятия.
— Что случилась, Этери? — закричала я, — что-то с отцом?
— Ночью какие-то бандиты ворвались в дом, все перерыли и выстрелили несколько раз в твоего отца, — плача и причитая, сказала Этери.
ebooksa