Огненный трон

Моя комната – лучшее место, где можно залечить душевные раны. Последние шесть лет я жила у бабушки с дедушкой, в мансарде их лондонской квартиры. Конечно, иногда я скучала по своей прежней жизни, особенно по школьным подругам Лиз и Эмме, ну и вообще по Англии. И все же моя комната в Бруклинском Доме служила огромным утешением.

Тут у меня имелся собственный балкон, выходивший на Ист-Ривер, и просторная удобная кровать, и своя ванная, которую ни с кем не приходилось делить, и даже гардеробная с бесконечным количеством новой одежды, которая появлялась сама собой и каким-то образом умудрялась сама стираться и гладиться. Полки встроенного холодильника ломились от упаковок моего любимого напитка «Рибена», который доставлялся сюда из Англии, ну и от шоколада тоже (лучшее утешение для девчонки!). Музыкальный центр был вообще круче некуда, а самое главное – все стены оказались магическим образом изолированы, так что я могла включать музыку на любую громкость, не беспокоясь о мнении моего зануды-братца, проживавшего по соседству. На комоде стояла единственная вещь, которую я привезла сюда из Лондона: старенький обшарпанный кассетный магнитофон, который когда-то давно отдали мне бабушка с дедушкой. Конечно, он безнадежно устарел, но мне почему-то было жаль с ним расставаться. Кстати, именно с его помощью мы с Картером записали наши приключения, связанные с Красной пирамидой.

Включив айпод, я пролистала плейлисты и выбрала старенькую подборку, озаглавленную «Когда грустно». Самый подходящий для нее случай.

Первой оказалась песня Адель[1] с альбома «19». Как же давно я ее не слышала!

Неожиданно для меня самой у меня на глаза навернулись слезы. Точно – последний раз я слушала эту подборку в прошлый сочельник, когда папа и Картер приехали за мной и мы отправились в Британский музей. В тот самый вечер, когда наша жизнь изменилась круто и навсегда.

Адель умеет петь так, словно ее сердце рвется на части. Сейчас она пела про то, что влюблена и не знает, что ей сделать, чтобы ее избранник обратил на нее внимание. Что ж, это мне близко. Но в прошлое Рождество под эту песню я думала совсем о другом: о своей маме, которая умерла, когда я была совсем маленькой, и о своих отце и брате, которые беззаботно разъезжали по всему свету вдвоем, бросив меня в Лондоне с бабушкой и дедушкой, как будто я совсем ничего для них не значила.

Конечно, сейчас я знала, что на самом деле все было не так просто. Бабушка с дедушкой, которые терпеть не могли папу, отстояли право на опеку надо мной в результате долгих судебных разбирательств. Папа однажды чуть не схватился с дедом врукопашную, так что в итоге получил возможность видеть меня всего два раза в год. Оказывается, он очень хотел остаться с нами обоими, но растить нас с Картером вместе было очень опасно из-за того, что мы могли пробудить друг в друге мощные магические способности, еще не умея их толком контролировать. С тех пор, конечно, мы с братом сильно сблизились, да и папа стал занимать в моей жизни гораздо больше места, хотя теперь он сделался богом и царем загробного мира. А мама… маму мне довелось увидеть в облике привидения. А это все-таки лучше чем ничего, согласитесь.

Сейчас музыка снова принесла с собой всю боль и злость, которые мучили меня в прошлый сочельник. Видимо, я так и не избавилась от этих переживаний окончательно.

Я уже собиралась нажать на иконку ускоренной перемотки, но решила все-таки дослушать песню до конца. Все мои вещи были свалены на комоде: папирусный свиток, восковая фигурка Картера, моя сумка с магическими принадлежностями и жезл. Я потянулась, чтобы достать посох, и тут вспомнила, что его сожрал грифон.

– Вот птичьи мозги, – выругалась я.

Пора было готовиться ко сну. Дверцы шкафа я обклеила изнутри фотографиями: в основном там были прошлогодние снимки меня со школьными подружками. На одном из них я, Лиз и Эмма корчили рожи в будке фотоавтомата на Пиккадилли. До чего же мы тогда были маленькие и глупые…

Просто не верится, что после всех этих месяцев мы с ними сможем увидеться. Бабушка и дедушка пригласили меня их навестить. По крайней мере такой был план, пока Картер не объявил, что у нас есть всего пять дней, чтобы спасти мир. Кто теперь знает, что будет завтра?

Помимо бесконечных фоток в компании Лиз и Эммы дверцы моего шкафа украшали еще два снимка. Один запечатлел нас с Картером и дядей Амосом в тот день, когда дядя уезжал в Египет на лечение после того, как в него на некоторое время вселился очень злобный бог. Соответственно и улыбка у дяди на снимке довольно вымученная.

И последняя картинка – это репродукция рисунка с изображением Анубиса. Наверняка вы хорошо его себе представляете: рослый человек с головой шакала, бог смерти и погребальных обрядов. В искусстве Древнего Египта его образ очень популярен: то он провожает души умерших в Зал Суда, а то стоит, преклонив колена, возле космических весов, на одной чаше которых лежит сердце умершего, а на другой – перо истины.

Хотите знать, почему я храню у себя этот рисунок?

(Хорошо, Картер. Я и собираюсь рассказать. Только помолчи, ладно?)

В общем… я вроде как влюбилась в Анубиса. Знаю, звучит очень глупо: современная девчонка сохнет по парню с шакальей головой, которому к тому же пять тысяч лет. Но на самом деле, когда я смотрю на рисунок, я вспоминаю его совсем не таким. В Новом Орлеане, когда мы встретились с ним наедине, он предстал передо мной парнем лет шестнадцати в черной кожаной куртке и джинсах, с взлохмаченными волосами и потрясающими глазами цвета расплавленного шоколада. И никакой оскаленной пасти, слюней, острых ушей и прочего.

Все равно глупо, я понимаю. Он же бог, а я – обычная смертная девчонка. У нас нет ничего общего. С тех пор как закончилась та история с Красной пирамидой, я не получила от него ни единой весточки. Да и чему удивляться? Хотя поначалу мне казалось, что он испытывает ко мне некоторый интерес. Вроде бы он даже делал какие-то намеки… Хотя нет, вряд ли. Наверняка я сама все выдумала.

За семь недель, истекшие с того дня, как в нашем Бруклинском Доме появился Уолт Стоун, мне начало казаться, что со своими чувствами к Анубису я могу справиться. Конечно, Уолт был моим учеником, так что вряд ли между нами возможны иные отношения… И все равно, в тот день, когда мы впервые увиделись, между нами проскочила искра. Хотя теперь ясно, что Уолт отдаляется от меня с каждым днем все больше. Он вообще очень скрытный, и вид у него всегда какой-то виноватый. И он много времени проводит с Жас.

Не жизнь, а сплошное разочарование.