Приключения капитана Гаттераса (litres)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Насъ поведетъ Дэкъ, сказалъ онъ,– а Дэкъ ошибиться не можетъ. Онъ одаренъ инстинктомъ, не нуждающимся ни въ компасѣ, ни въ звѣздахъ, отправимся за нимъ.

Дэкъ шелъ впереди; его чутью путешественники довѣряли вполнѣ. И они были совершенно правы, потому что вскорѣ на горизонтѣ показался свѣтъ, который нельзя было принять за звѣзду, потому что звѣзда ни въ какомъ случаѣ не была-бы видна изъ низко-нависшихъ тумановъ.

– Это нашъ маякъ! вскричалъ докторъ.

– Вы полагаете? сказалъ Бэлль.

– Я увѣренъ въ этомъ. Пойдемъ!

По мѣрѣ того, какъ путешественники подвигались впередъ, свѣтъ становился ярче. Вскорѣ они вступили въ полосу свѣтлой пыли и стали подвигаться среди лучезарнаго пространства; ихъ громадныя, отчетливо очерченныя тѣни, длинными полосами ложились на покровы освѣщенаго снѣга.

Путешественники ускорили шаги и черезъ полчаса поднимались уже по склону форта Провидѣнія.

IX. Стужа и тепло

Гаттерасъ и Джонсонъ съ нѣкоторымъ безпокойствомъ ждали возвращенія охотниковъ, которые очень обрадовались, добравшись, наконецъ, до теплаго и удобнаго угла. Вечеромъ температура значительно понизилась и термометръ показывалъ семьдесятъ три градуса ниже точки замерзанія (-31° стоградусника).

Истомленные и почти замерзшіе охотники выбились изъ силъ. Къ счастію, печь дѣйствовала исправно; плита ждала только добычи охоты; докторъ преобразился въ повара и изжарилъ нѣсколько котлетъ. Въ девять часовъ вечера, пятеро застольниковъ усѣлись за сытный ужинъ.

– Хоть-бы пришлось прослыть за эскимоса, сказалъ Бэлль,– но я утверждаю, что ѣда имѣетъ существенное значеніе во время полярной зимовки. Попадись только человѣку порядочный кусокъ, и всѣ церемоніи въ сторону.

Такъ какъ у всѣхъ застольниковъ рты были полны, то никто не могъ тотчасъ-же отвѣтить Бэллю. Однакожъ, докторъ знакомъ далъ понять плотнику, что онъ совершенно правъ.

Моржевыя котлеты были найдены отмѣнными, и хотя никто не заявлялъ этого, тѣмъ не менѣе на столѣ ничего не осталось, а это было равносильно всевозможнымъ заявленіямъ.

За дессертомъ докторъ, по своему обыкновенію, приготовлялъ кофе. Клоубонни никому не позволялъ варить этотъ превосходный напитокъ, изготовлялъ его тутъ-же на столѣ, на спиртѣ, и подавалъ горячимъ, какъ кипятокъ. Если кофе не обжигало ему языка, то докторъ не удостоивалъ проглотить свою порцію. Въ описываемый вечеръ онъ пилъ кофе при столь высокой температурѣ, что товарищи не могли подражать ему.

– Да вы сгорите, докторъ, сказалъ Альтамонтъ.

– Никогда, отвѣтилъ онъ.

– Значитъ, нёбо у васъ обшито мѣдью? спросилъ Джонсонъ.

– Нисколько, друзья мои. Совѣтую вамъ брать примѣръ съ меня. Нѣкоторые люди, и я въ томъ числѣ, пьютъ кофе при температурѣ ста тридцати одного градуса (+55° стоградусника).

– Ста тридцати одного градуса! вскричалъ Альтамонтъ. – Рука не выдержитъ такого жара!

– Само собою разумѣется, Альтамонтъ, потому что рука выноситъ только сто двадцать два градуса жара. Но небо и языкъ менѣе чувствительны, и выдерживаютъ то, чего рука выдержать не въ состояніи.