Король Теней

Фэлл тогда, на острове Маятник, сказал, что его жажда знаний все росла и росла. Теперь она уже не распространялась на одни лишь книги, нет, ему хотелось знать, как управлять людьми и подавлять их и тем самым руководить собственной судьбой. Мэтью помнил, что он сказал ему: «Все, что вы видите — и все, чего вы не видите, — произошло из-за жестокого убийства моего сына на лондонской улице».

— Ты помнишь, — сказал Профессор, пока фонари медленно покачивались у него над головой, а море за бортом издавало то змеиное шипение, то барабанный грохот, — я рассказывал тебе… на острове Маятник, что послал моего Темпла… совсем одного, хотя он просил меня пойти вместе с ним.

— Да, — ответил Мэтью.

— Я не попрощался. Я сказал ему: «А теперь иди. Иди, потому что» … — Фэлл осекся, рот остался полуоткрытым, а в глазах застыла боль, превосходящая любую пытку, которую могли устроить ему обитатели проклятой книги.

— Потому что, — продолжил за него Мэтью, — он был уже большим мальчиком.

Рот Фэлла закрылся. Он медленно моргнул, поднес одну трясущуюся руку к своему изможденному лицу и уставился на нее так, будто она уже не принадлежала ему, а была дрожащим и трепещущим существом, выловленным из морских глубин его прошлой жизни.

— Я хочу… всего лишь увидеть его, — продолжил он едва слышным голосом. — Чтобы попрощаться, как следует. Сказать… что мне жаль. Как и подобает хорошему отцу. Он был хорошим, Мэтью. Тем, кто мог бы совершать великие дела. Ты понимаешь?

Мэтью потребовалось некоторое время, чтобы ответить, потому что он чувствовал, насколько важно сейчас тщательно подбирать слова.

— Я понимаю вашу потребность сделать это, да. Но… позвольте сказать кое-что. Почему вы считаете, что дух Темплтона может появиться благодаря существу из этой книги? Не полагаете же вы, что ваш сын скорее находится в руках демонов, нежели среди ангелов?

— Я пробовал связаться с ангелами, — сказал Фэлл с мученической улыбкой. Глаза над рваной раной его рта казались мертвыми. — Снова и снова я молился. Они не ответили. А все почему? Потому что моя работа здесь, на земле… недостойна их славы. Я не притворяюсь другим, Мэтью. О нет, я знаю, что выполняю работу тех существ, что собраны в этой книге. — Он слегка наклонился вперед, и в глубине его глаз заплясал опасный красный уголек, оставшийся от прежнего пламени. — Я доволен тем, что сделал. Я нашел утешение в богатстве и власти… в том, что мое имя наводит страх на всю страну. И, в частности, в том, сколько страданий я причинил Лондону, который смеялся и веселился, когда был убит мой сын, и даже не пошевелил пальцем, чтобы за него заступиться. — Он кивнул, придавая своим словам больше уверенности. Он был убежден в своей правоте, как сегодняшняя акула была уверена в том, что успешно нападет и украдет улов Хадсона. — Поэтому теперь гражданин адского государства должен вознаградить меня за то, что я сделал для расширения границ его влияния. Одна минута с моим сыном — вот, о чем я прошу. Неужели это слишком много, Мэтью?

У Мэтью не было ответа. Он думал, что все это безумный кошмар, что чувство вины годами разъедало Фэлла, пока он не стал пустой оболочкой бывшего человеческого существа. Чувствовал ли он, что вокруг него начинает смыкаться могила? Неужто он так стремился получить это искупление? Причем, не от Бога и его ангелов, а от демона, который все эти годы мучил его разум? Осознавал ли он, что его амбициям пришел конец, что все, построенное им, было напрасно, и, оглядываясь назад через потухшую лампу своей жизни, пришел ли он к безумному выводу, что единственным значимым для него осталось попросить прощения у своего усопшего сына?

Мэтью не представлял, что сказать. От усилий по поиску нужных слов его отвлек корабль, который накренился на правый борт так сильно, что некоторые предметы, которые не были закреплены должным образом, упали со своих мест — в том числе и треклятый «Малый Ключ Соломона».

— Черт побери! — Фэлл ухватился за свой стол, чтобы и самому не завалиться в сторону. — Что там происходит с этим рулевым?!

В следующий миг с левого борта корабля донесся грохот, похожий на звук пушечного ядра, проходящего через дубовые доски. «Тритон» содрогнулся и застонал. Один из фонарей сорвался с крюка и упал рядом с левым ботинком Мэтью, пролив горящее масло на ковер, дополняя натюрморт из пролитого чая. Мэтью начал затаптывать горящее масло так быстро, как только мог.

— Доуз! — закричал Фэлл, и дверь тут же открылась. — Что случилось?

— Не знаю, сэр! Похоже, мы во что-то врезались.

— Так поднимись и узнай! Боже мой! — Теперь «Тритон» начал заваливаться на левый борт, заставив Фэлла еще крепче вцепиться в стол. Доуз поспешил прочь. Мэтью, оставив на ковре лишь тлеющее пятно, поспешил следом. Он хотел своими глазами увидеть, что там творится.

Бригантина раскачивалась, как будто штурвал был в руках одной из жертв «Белого Бархата» Фэлла. Мэтью услышал крики на палубе, а затем, когда ему удалось сохранить равновесие на шатких досках, он увидел, что происходит и понял, почему капитан за штурвалом действительно ведет себя очень отчаянно.

Вокруг всего корпуса «Эссекского Тритона» в ночное небо били фонтаны. Корабельные фонари отбрасывали свет на огромные блестящие фигуры, скопившиеся по левому и правому борту. Когда Мэтью бросился влево, один из китов ударил с другой стороны, и пришлось схватиться за свисающий канат, чтобы не перевернуться и не упасть в воду. Другие члены команды глазели на гигантских существ, пока сами старались удержаться на палубе. Вода хлестала через шпигаты, выливалась на доски, усиливая скольжение. Китовая пена взметнулась вверх в бурлящий воздух и обрушилась на моряков, промочив всех до нитки. Мэтью подумал, что они, должно быть, находятся в центре стаи из тридцати или более китов, и независимо от того, считали киты корабль угрозой или нет, это все равно был смертельный танец.

Существа поднимались из воды по обе стороны судна, их серые с голубым шкуры были покрыты язвами моллюсков, как поверхность каменистых островов. Брызги поднимались почти до самой грот-мачты и обрушивались вниз проливным дождем. Вместе с водой и пеной на палубу выбрасывались рыбы. Капитан По крутил штурвал из стороны в сторону, его лицо превратилось в мрачную жесткую маску, пока один кит за другим царапали своими шкурами корпус.