Отметим на будущее главные характеристики этого состояния, которое мы назвали «инфантилизированным»: отсутствие необходимости принимать самостоятельно важные решения в области религиозной жизни (эти решения заменяются принципом личного доверия к лидерам), а как условие этого — предохранение рядовых членов организации от ситуаций когнитивного диссонанса. Поскольку все значимые религиозные решения принимаются лишь после осознания того, что проблема существует, а такое осознание всегда имеет форму когнитивного диссонанса (вот сейчас передо мной то, чего, как мне кажется, быть не может, но вот оно есть…), то серьезные решения даже чисто теоретически не могут приниматься иначе, как из ситуации сильного психологического дискомфорта, вызванного когнитивным диссонансом. «Инфантилизированное» состояние уберегает от дискомфорта, но не допускает к принятию решений.
«Инфантилизация» может иметь свои крайности, которые встречаются на некоторых приходах всех юрисдикций всех деноминаций, но на уровне целых религиозных организаций крайняя инфантилизация бывает нужна и возможна крайне редко (это такие исключения, как «Свидетели Иеговы» или, может быть, движение Муна). Умеренная инфантилизация часто используется государственной идеологией или этническими движениями, от которых нечто заимствуют и связанные с ними церковные структуры. Чисто терапевтические модели умеренной инфантилизации характерны для различных протестантов призыва XIX века — вроде баптистов и адвентистов Седьмого дня.
На Западе ИПЦ v.2.0, принявшая умеренную инфантилизацию своих рядовых членов как норму, оказывается социологически в одном ряду с баптистами и адвентистами. Это неплохо, особенно для Америки, где православие конкурирует главным образом с подобными деноминациями. Но в России это привело бы к не очень хорошему результату: здесь с ИПЦ конкурирует РПЦ МП, эксплуатирующая православную традицию, а ей противостояло бы нечто такое, что в России воспринималось бы как «секта баптистов» с элементами православной атрибутики. Этого достаточно, чтобы перестать и даже не начинать думать о перенесении в Россию модели ИПЦ v.2.0.
Но это не повод вообще перестать думать о версии 2.0 и ее возможных модификациях.
Некоторые модификации естественно вызываются самой жизнью. Первоначальная унитарная модель ИПЦ v.2.0 превращается, как показывает практика, в сотовые модели 2.1 (бинарную: из двух достаточно самостоятельных частей), 2.2 (из трех автономных частей) и во все прочие 2.x. Возникают несколько весьма похожих друг на друга организаций, вообще никак или очень слабо связанных между собой административно. У клириков и у прихожан появляется некоторая возможность выбора (даже если официально эти организации подобного выбора не разрешают — но такие запреты действуют только там, где нет информационного обмена между разными группами и где оставшиеся без альтернативной информации люди склонны инерционно слушаться администрации, даже если не очень ей доверяют).
Этот процесс идет, прежде всего, как естественное следствие расширения. Но он может идти и как следствие появления большего числа лидеров: по мере выхода все большего числа людей из периода терапии («инфантилизации») может возрастать и число тех, кого имеет смысл поставить в главе каких-то новых структур, создаваемых не за счет присоединения новых людей извне, а за счет разделения структур старых. В пределе этот процесс мог бы привести к ИПЦ v.3.0, о которой будет речь дальше. Но сейчас важно отметить, что и независимо от того, насколько этот процесс будет реально осуществляться, сама его теоретическая возможность лишний раз показывает, что между ИПЦ v.2.x и 3.0 нет принципиальных барьеров, так что ничто не мешает им быть в каноническом общении (что касается разных модификаций версии 1.x, то там даже теоретически такое общение возможно не всегда, а на практике оно еще реже бывает желательным…).
Теперь мы вернемся к теории и поговорим о том, насколько идею истинного православия можно «нести в массы» непосредственно. Это и будет разговором о возможности ИПЦ v.3.0.
ИПЦ v.3.0
Итак, проблема ИПЦ v.3.0 возникает там, где «истинное православие» как идея принимается, но нет возможности использовать принцип терапевтической «инфантилизации» в качестве конституирующего (разумеется, о полном отказе от него, как уже объяснялось выше, не может быть речи, но его приходится низвести до статуса вспомогательного: теперь он может применяться не к большинству, а только лишь к меньшинству). Напомню, в чем он состоит: рядовых членов религиозной организации (включая рядовых клириков) всячески оберегают (в области религии) от ситуаций когнитивного диссонанса, а тем самым — и от ситуаций, когда приходится принимать значимые самостоятельные решения. Можно по-другому назвать это «принципом недопущения до ответственности».
Понятно, что паства, которая не принимает самостоятельных решений, не может всерьез разделять идей Истинного православия, поскольку она всерьез не может разделять вообще никаких идей. Она может несознательно симулировать верность любым идеям в своем внешнем поведении, поскольку оно направляется лидерами, но не может сделать сознательный выбор.
Для баптистов и адвентистов такое состояние прихожан считается нормальным пожизненно. В православии такого подхода быть не должно (т. к. он запрещен православной аскетикой), хотя православным очень легко застрять на «терапевтической» стадии: по человеческим слабостям, разговоры о нашем желании совершенствоваться чаще всего остаются именно разговорами.
Как бы то ни было, повторим, такой путь, даже оставляя в стороне его теоретические несовершенства, в России неприемлем практически. В России нет возможности опереться на такое понимание религиозности, которое является массовым в Америке и которое сформировано именно протестантскими деноминациями. У нас другое массовое понимание религиозности: «умеренность и аккуратность» у нас привить труднее, зато с крайностями работать легче.
Итак, вспоминая теоретические возможности, о которых речь шла в прошлой главе, мы приходим теперь к тому, что вынуждены отказаться от принципа «утешение в обмен на послушание» и принять, в какой-то форме, принцип донесения идеи и ее самостоятельного выбора до рядовых членов религиозной организации.
Пусть меня кто-нибудь поправит, но пока что лично я другой возможности не вижу даже теоретически.
Выбранная альтернатива автоматически предполагает, что лидеры больше не должны закрывать паству от когнитивных диссонансов. От всех рядовых членов — пусть и на разном уровне, но именно от всех, — требуется то, что в более привычных моделях ИПЦ (и не-ИПЦ) требуется только от лидера. Каждый случай когнитивного диссонанса — это жизненно важный религиозный вопрос, на который пока нет ответа, но не отвечать на который нельзя. Постоянное наличие таких нерешенных вопросов несовместимо с привычной церковной концепцией «утешения».
Сейчас может показаться, что из всех прежних версий ИПЦ именно 3.0 обещает самый большой «дурдом». Чтобы показать, что это не так, можно сослаться на христианскую историю, но я подожду это делать, а продолжу рассматривать предмет чисто теоретически.
Итак, речь идет о церковной структуре, пребывание в которой обещает ее членам не утешение, а постоянный стресс. Но ведь ИПЦ v.1.0 (теперь уже ушедшая в область эпического прошлого) как раз и была такой структурой, похожей на армию. Поэтому теоретически нет ничего невозможного в том, чтобы нам сейчас, коль скоро мы все равно преемники ИПЦ v.1.0, вновь вернуться к модели действующей армии, только теперь уже с новой идеологией (впрочем не совсем уж новой, а находящейся в преемственности к старой, еще от ИПЦ самой первой версии). Поэтому вопрос состоит вовсе не в теоретической возможности создания подобной «военизированной» структуры (в этом не приходится сомневаться), а лишь в нашей способности найти для этого подходящие инженерные решения.
Действительно, легко поднять религиозный народ против грубого вторжения в его обрядовую повседневность. Но кому — и особенно в наше секулярное время — захочется воевать за какую-то идею из области догматики и каноники? Сразу скажем, что хорошие идеи созерцаются, а не анализируются, и идея Истинного православия является именно такой. Можно не уметь объяснить догматы и каноны логически, но носители идеи Истинного православия узнаются со стороны, как не раз замечали наши прихожане, как будто «они все из одного питомника» — и это о людях, которые живут на разных континентах, принадлежат разным поколениям и зачастую ничего друг о друге не знают. Эта идея настолько целостна, что, несмотря на различие культурных и местных церковных традиций, она всегда обеспечивает одинаковый подход к практическим церковным проблемам, с которыми и сталкиваются прихожане в первую очередь.
И второй вопрос: если даже кому-то в здравом уме и захочется прийти в такую Церковь (ведь известно, что всяких чудаков найти возможно), то как сделать, чтобы они от постоянного стрессового воздействия не сходили с ума?
Отвечая на эти вопросы, я буду делать вид, будто всерьез изобретаю велосипед. Надеюсь, многие меня поймут раньше, чем дочитают до конца. Но для всех остальных я обещаю в конце полное раскрытие карт.
ebooksa