Черный венок

– Должо-ок? – прищурился дворник, а девка расхохоталась, явив миру отсутствие одного из передних зубов.

– Да, – с достоинством повторил юноша. – Ботинки мои. Что, забыл? А мне они понадобились.

– Вали ты отсюда, блаародие! – Дворник сделал широкий шаг вперед, и Митенька призвал на помощь все внутренние силы, чтобы остаться на месте, не отступить, выдержать взгляд. – Все равно у меня их больше нет. Продал я их, малы оказались.

– Ничего страшного. – Митя сам удивлялся собственному спокойному голосу. – Раз продал мои ботинки, отдавай тогда свои.

Ему вдруг стало жаль, что Хунсаг его не видит. Наставник был бы доволен.

– Ты совсем спятил, Савицкий? – Глаза дворника словно застила красная пелена, в тот момент он стал похож на быка, которого раздразнили дети.

Дальше все было как в тумане. Дворник шагнул вперед, занес над Митиной головой свой тренированный в уличных драках кулак, и мальчик, чья макушка едва доставала до его подбородка, чьи руки чаще перелистывали страницы книг, чем занимались хоть каким-то физическим трудом, вдруг ребром ладони резко ударил Никодима по шее. Никогда в жизни он не обучался искусству боя, у него не было ни стратегии, ни опыта, нужное движение пришло словно извне. Митя ударил и отступил, его сердце колотилось, «убьет, убьет…» – думал он.

И вдруг глаза Никодима как будто прояснились – сначала в них появилось удивление, потом – что-то, напоминающее досаду, а потом все залила пустота. Широко расставив руки, мужик повалился на спину, да так и остался лежать, уперев невидящий взгляд в серые облака.

– Убил, убиииииил! – заголосила девка в чужом платье.

И тогда Митенька бросился бежать, не разбирая дороги. Навстречу попадались какие-то люди, и кто-то попытался ухватить его за плечо, но юноша даже не замедлил шаг, и от него отстали. Через какое-то время он свернул в темный переулок, рухнул на четвереньки, споткнувшись, и его долго рвало желчью.

Наконец приплелся Митя к знакомому флигельку и вдруг подумал: «А ботинки-то я так и не забрал, и как теперь доказать Хунсагу, что я победил? Что преодолел себя, пересилил?»

Не без опаски он постучал в хлипкую дверь, что было вежливой формальностью, поскольку замка все равно у них не водилось. Никто не ответил, однако в комнате горел свет.

Митенька осторожно потянул дверь на себя. Своего наставника мальчик увидел сразу – тот лежал лицом вниз на софе, ноги его были укутаны кое-где порванным одеялом, и, похоже, Хунсаг находился в глубоком сне, что было странно – ведь он никогда не спал днем. Ему вообще хватало трех-четырех часов сна. Спустя какое-то время и Митя должен был научиться полноценно отдыхать за такой незначительный промежуток времени.

Растерявшись, Митенька сначала интеллигентно кашлянул, а потом все же решился и осторожно потряс Хунсага за плечо. Он вдруг сообразил, что никогда раньше не видел наставника спящим, тот всегда ложился позже него, а вставал намного раньше.

Мужчина не пошевелился, и Митя заподозрил неладное. Он осторожно перевернул Хунсага на спину – и увидел то, что больше всего на свете боялся увидеть с того самого дня, когда наставник объявил, что не доживет до весны.

Лицо Хунсага посинело, светлые глаза были широко открыты и казались стеклянными, губы же растянуты в подобие улыбки. Жутковатое зрелище. Митя коснулся его лба – тело того, кто называл себя великим учителем, уже начало остывать, а значит, он был мертвым не первый час.

Митя упал на колени возле софы и заплакал – сначала тоненько, как девчонка, а потом и в полный голос. Он оплакивал и человека, спасшего его жизнь и за считаные месяцы ставшего самым близким другом, и маму, которая даже не успела подарить ему последний поцелуй, и отца, который так бездарно нарвался на штык в пьяных руках, и отчасти себя самого.

Что ему теперь делать, куда идти?

Юноша не знал, сколько времени прошло, сколько он просидел так у ложа мертвеца, обняв руками колени и раскачиваясь взад-вперед. Но настал момент, когда рот его пересох так, что стало больно проводить языком по губам. Митя вспомнил, что на столе должен быть ковш с водой.

Пройдут годы, а потом и десятилетия, и он почти забудет и этот день, и свое тогдашнее состояние – все, что имело отношение к Митеньке Савицкому. Он возьмет новое имя – Хунсаг, которое будет носить с гордостью. Сначала имя станет как бы охранным талисманом, словно вместе с набором букв ему передастся часть волшебной силы наставника, а потом – потом он срастется с ним навсегда. Из его памяти сотрутся имена прежних знакомых и даже некогда любимые лица родителей. Отправится скитаться по миру, и каждый его день превратится в волшебное путешествие. Он научится всему, о чем когда-то рассказывал наставник, которого мальчик Митя слушал недоверчиво, побывает в Тибете, Индии, Китае, Египте и Латинской Америке. И однажды поймет: он изменился настолько, что имеет все основания считать себя не то чтобы не-Митенькой, но и не человеком вовсе.