По краю

Фотий кивнул.

— В обычное время в этом нет ничего странного, — продолжил Ипатий, выдержав недолгую паузу.

— Что? Ты не доверяешь Зевию?

— Доверяю? В сущности, у меня нет ни единой причины доверять кому бы то ни было.

— И я тоже под подозрением? — холодно осведомился Фотий.

— Не обижайся, отец, — спокойно ответил Ипатий. — Я был исключен из вашей жизни на пятнадцать лет. Нет, — он предупреждающе поднял руку, — не будем обсуждать причины — это уведет нас от главного. Меня здесь не было — факт; и я, собственно, ничего не знаю о вас. Все переменилось, сложились новые отношения. И вполне возможно, что мне показали только верхушку.

— Но я пожертвовал своей карьерой!

— Да.

И в коротком ответе, Фотий услышал недоговоренность. Не сказалось вслух, что это могло быть только уловкой для каких-то тайных целей. В первую минуту Фотий растерялся от подобных предположений, но затем, поразмыслив, пришел к выводу, что Ипатий со своей стороны прав — он чужой для всех.

— Я хочу и могу быть тебе полезным, — сказал Фотий.

— И чем же? — Ипатий отложил книгу в сторону и смотрел на отца серьезно.

— Для начала могу выслушать, и, может быть, дать совет.

Ипатий помедлил, взвешивая.

— Не откажусь от помощи. За пятнадцать лет многое забылось и поменялось.

Фотий с тяжеловесной неспешностью опустился в кресло напротив и спросил:

— Как тебе видится дело?

— Тебе не понравится. Мои подозрения задевают твоих друзей.

— Зевия?! Впрочем, чему удивляться! Ты не знаешь его хорошо. Он кабинетный ученый, предпочитает копаться в пыльных книгах, а не в человеческих играх.

— Не Зевия, нет.

— Тогда Юстина. Этого никак быть не может, — категорично заявил Фотий. — Я знаю ее с детства. Она не притворяется и не лжет.