Та, повернув голову, на минуту сощурила глаза и тут же признала:
– И тебе не хворать, пайдуныха!
С давних пор прозвали дуванцы белогорцев пайдунами, а те своих соседей – богоризами. Что значит первое прозвище, теперь и сами дуванцы не вспомнят, а вот второе, по легенде, возникло от выходки одного из уроженцев Дуванки, спьяну всадившего в икону нож.
– Давнехонько не видались… почитай, годков семь или восемь, – сожалеет белогорская баба.
– Да где-то столько, как у нас церкву развалили, так и перестала ты к нам на престол ходить.
– Расскажи, как добралась. На себе, что ль, сумки-то тащила?
– Внук у меня, помощник Федюшка.
– А где ж он? Поглядеть бы. На тебя ли похож?
– Старым – старое, молодым – молодое. С хлопцами закружился, на стрелков, что ли, пошли. Уговорились с ним у парома встренуться. Коль я первая приду, так его ждать стану, ну, а если он рано отстреляется, так меня подождет. Да я и сама дойду. Расторговалась почти, теперь налегке.
Большая часть молодежи собралась на лугу, за крайними белогорскими огородами. Ворошиловские стрелки, гэтэошники и прочие, без особых отличий – все строились в очередь на стрельбу.
Виктор, брат Тамары, дождавшись своего часа, с нетерпением взял в руки мелкокалиберку. Было здесь много девчат. Стояли группками, любовались молодецкой удалью. Особо метких поощряли аплодисментами.
В стороне от мишеней, на высоких свежих столбах, крепился турник, к нему тянулась очередь потенциальных рекордсменов. К перекладине подошел смуглолицый юноша, скинул кепку и пиджак, поиграл плечами, размял руки. Из-под среза майки на груди его показалась неразборчивая татуировка. Тамара услышала негромкие девичьи переговоры вокруг себя:
– Гляди-гляди, черномазенький, ну как есть цыганенок.
– Чей это? Не белогорский вроде.
– Это с Дуванки. Он с братом моим знакомился. Федей, кажись, зовут.
Парень сложил руки в замок, встал на носки и потянулся. Затем пятерней закинул чуб назад и прыгнул, ухватившись за перекладину. Движения его были легкие, он без труда приподнимал свое поджарое тело. После пятнадцатого раза зрители невольно стали считать хором, все сбавляя и сбавляя ритм.
– Тридцать два-а-а-а… – протяжно тянули болельщики.
Одного раза недотянул задонский гость до планки местного чемпиона ГТО. Спрыгнул, уронив в пыль несколько градин пота, привычным движением поправил чуб и придавил его кепкой.
«Не вышло рекорда, – подумал он, – похвастал бы перед домашними, особенно Анютка б оценила».
Сестра его Анюта, десяти лет от роду, в компании женщин и девушек шла с поля. Закончив месяц назад четвертый класс, она решила, что уже вполне образованная, заявила родителям, что писать-считать умеет, а значит, и для работы уже сгодится. Отец и раньше часто таскал ее с собой, ставил на мелкие «должности», посылал на посильные задания. Ранним утром, когда шло распределение на участки и поля, бригадир Безрученко прикрывал заболевшего колхозника своей неучтенной плавающей «единицей». Мать Анюты поначалу ворчала на мужа, но, видя, что дочь с большей охотой таскается за отцом, чем бежит в школу, примолкла.