– Да, навещал его в Кирпичах. И он ко мне ездил. Дружили семьями, – отозвался Швейх.
– А как давно вы знаете его?
– Мы познакомились в Киеве, на сборном пункте, куда сгоняли плененных из Галиции. Многоязыкая толпа: немцы, венгры, чехи, босняки. Оттуда мы попали сюда – в Россошь. Два года трудились на помещичьих полях. Затем наступила революция. Нам предоставили возможность идти домой, но Клейст в то время женился на местной девке, а затем и вовсе перешел в православную веру. Весной восемнадцатого наши кайзеровские войска на три дня заняли Россошь. Клейст к тому моменту уже переехал к жене, в Кирпичи, а я собирался перейти к нашим, но так и не удалось. Линия фронта скоро отодвинулась от Россоши, да и я тоже обзавелся семьей. Пугала неизвестность: что будет со мной, если вернусь к своим? Опять попаду в окопы? Война порядком осточертела, не хотелось покидать молодую жену и возвращаться к грязи, крови и вшам.
– Потому вы и проиграли ту войну, господин Швейх, – кричал ему из люльки Лернер. – Вашему поколению не хватило выдержки. Распустили нюни и бросились к бабьим юбкам, оставили фронт.
– Прежде чем его оставить, мы четыре года проливали кровь!
– Я уважаю ветеранов Великой войны, господин Швейх, но мне, как и всем немцам, до конца дней будет стыдно за Компьенское перемирие.
– Позвольте спросить, господин обер-лейтенант: сколько времени вы провели на фронте?
– Две недели, – немного смутившись, ответил Лернер, – но до этого я боролся с партизанскими бандами на Украине.
Швейх наклонился к уху водителя, показал дорогу на развилке, но Лернеру ничего не ответил.
Глава 15
Шинкарев вернулся в Белогорье и не узнал его. Горсад, Дом Советов, площадь и прилегающие к ней улицы загромоздили разбитые машины, повозки и трупы. На перекрестке раскорячился подбитый танк, из вентиляционной решетки валил черный смрад, а земля рядом была перепахана воронками. Похоронная команда застыла в оцепенении. Часто попадались клубки человеческих тел, измолоченные осколками, а порою жуткого вида кисельные пятна из мяса, крови и чернозема.
Раскинув руки по сторонам, лежал мальчик в светлой рубашке. Уголок пионерского галстука втоптан в пыль, на ноге багровым кровоподтеком отпечаталась дуга подковы. Возле телеги в объятьях застыли старик со старухой. Пройдя долгий путь вместе, они не расстались и после смерти. Рядом с ними – женщина лет тридцати, присыпанная землей от взрыва. У ее ног, вцепившись в край юбки, в позе эмбриона застыла девочка, не желавшая отпускать подол матери, уже понимая, что та мертва. Опрокинутый взрывом грузовик придавил ноги худой женщины. В ее окаменевшие запястья вцепился черными пальцами мужик, с клоками плохо растущей бороды, впалыми щеками и острым кадыком.
Курился дым от ночных пожаров, тлели дощатые борта грузовиков. Рядом с остовами сгоревших бензовозов высохшими деревьями застыли обугленные трупы. Истошно блеяла раненая овца. В воздухе тянуло гарью, паленым мясом, мертвечиной. Убитые лошади, закусив в агонии удила, лежали запряженными в разбитые повозки и телеги. Их вздувшиеся бока, тонкие ноги и маленькие головы пугали своим непривычным видом.
Шинкарев встряхнулся, стал раздавать поручения:
– Ревякин, найдите подходящую воронку в сквере. Гражданских будем хоронить отдельно. Форму обыскивать, документы сдавать мне.
Артиллеристы грузили убитых солдат на подводы, везли к воронке в дальнем углу, у северной стены горсада. Недалеко от воронки стоял обнесенный невысокой оградкой пирамидальный обелиск. На его жестяной табличке значилось:
БЕЛОВ В. В.
КАЛАШНИКОВ А. М.
РУЧКИН С.
«Рядом с нашими отцами, погибшими за счастье трудового народа, теперь лягут их дети», – подумал Слава, листая документы погибших: военврач Чебовская, красноармеец Бондарь, красноармеец Бутенко, старший лейтенант Хованских, красноармеец Гайденко, красноармеец Эйвазов.
ebooksa