И за тысячи миль, из южных краев, из конторского здания, донесся звук шагов, удаляющихся от телефона. Старик подался вперед, прижимая трубку к сморщенному уху, которое заболело в ожидании новых звуков. Поднятие окна.
– Ах, – вздохнул старик.
Звуки Мехико-Сити знойным желтым полднем в распахнутом окне в ожидающей телефонной трубке. Он представил Хорхе, стоящего с трубкой, простертой наружу, навстречу сияющему дню.
– Синьор…
– Прошу, не надо. Дай послушать.
Он слушал гудки множества железных клаксонов, скрежет тормозов, выкрики уличных торговцев, продающих со своих лотков пурпурно-красные бананы и апельсины. Полковник Фрилей начал перебирать ногами, свешенными с кресла, изображая ходьбу. Он зажмурился. С неимоверной силой втянул воздух в ноздри, как бы пытаясь обонять запахи туш на стальных крюках под солнцем, облепленных мухами, словно оболочкой из изюма, запахи каменных переулков, орошенных утренним дождем. Он ощущал солнечный ожог на щетинистой щеке, и ему снова было двадцать пять. Он ходил, разгуливал, смотрел, улыбался, радовался жизни, ушки на макушке, упиваясь красками и запахами.
Стук в дверь. Он поспешно запрятал телефон под полу халата.
Вошла медсестра.
– Привет, – сказала она. – Хорошо себя ведете?
– Да, – раздался механический голос старика.
Он почти ослеп. Потрясение от обыкновенного стука в дверь так на него подействовало, что его мысли все еще витали далеко, в другом городе. Он дождался, пока его мысли вернутся домой. Это обязательно, для того чтобы он был способен отвечать на вопросы, вести себя разумно и вежливо.
– Вот, пришла измерить ваш пульс.
– Не сейчас! – сказал старик.
– Вы куда-то собрались? – улыбнулась она.
Он пристально посмотрел на медсестру. Целых десять лет он нигде не бывал.
– Вашу руку.
Ее жесткие сноровистые пальцы, словно ножки циркуля, прощупали пульс в поисках изъяна.
– Чем вы так взволнованы? – потребовала она объяснений.
– Ничем.
Ее блуждающий взгляд остановился на пустом телефонном столике. И надо же было так случиться, что как раз в этот момент за две тысячи миль отсюда еле слышно протрубил клаксон.