Летчик оглянулся на Машу.
– Задумалась девушка, – пробормотал он, отвернулся, но тотчас опять посмотрел на нее.
Ом вспомнил слова из давно прочитанного романа, что нет ничего лучше на свете, чем глаза детей и девушек по утрам, – в них еще темнеет ночь, но вместе с тем уже сверкает утренний свет.
«Пожалуй, это не так уж и глупо сказано», – подумал летчик.
С мостика сбежал обветренный помощник капитана в брезентовом плаще.
– Не спите? – весело окликнул он Машу. – Через час отваливаем. Можете сойти на берег, прогуляться.
– Я, пожалуй, пойду, – сказала Маша летчику. – Нарву, кстати, цветов.
– Ну что ж, – согласился летчик, – пойдемте.
Они сошли по шаткой сходне на берег. Из шалаша вылез старик, должно быть тот самый, что сторожил ночью зарю. Тотчас над туманами взошло солнце.
Травы стояли вокруг темно-зеленые, как глухие, глубокие воды. От них еще тянуло резким холодом ночи.
– Чем ты тут занимаешься, дед? – спросил старика летчик.
– Корзинщик я, – ответил старик и виновато улыбнулся. – Плету помаленьку. Вентеря, корзины под колхозную картошку, кошелки… А вы что же? Лугами интересуетесь?
– Да вот хотим поглядеть.
– Во какие быстрые! – засмеялся старик. – Я тут семьдесят годов обитаю, в этом лугу, да и то всего не поспел разглядеть. Ступайте вон по этой тропе до осокоря. Дале не ходите. Дале трава выше головы – росой вас зальет, за весь день не обсушитесь. Там росу можно в горлачи собирать и пить.
– А ты ее пил? – спросил летчик.
– Как не пил! Целебная вещь.
Маша с летчиком медленно пошли по тропе. Маша прошла несколько шагов до того места, где тропа огибала высохший осокорь, и остановилась.
По сторонам тропы высокими и крутыми стенами стоял шиповник и цвел таким алым и влажным огнем, что даже ранний солнечный свет, падавший на листву, рядом с цветами шиповника казался холодным и бледным. Казалось, что цветы шиповника навсегда отделились от колючих веток и висят в воздухе, как яркое маленькое пламя. В зарослях шиповника озабоченно гудели шмели, черные с золотыми полосками на спине.
– Георгиевские кавалеры, – заметил летчик. Действительно, шмели были похожи на коротенькие ленты от георгиевских медалей. И вели они себя бесстрашно, как старые бойцы, не обращая внимания на людей и даже сердясь на них.
Кое-где заросли шиповника прерывались, и в прогалинах цвел стройными свечами синий, почти до черноты, шпорник. За ним в неслыханной густоте вздымалось, переливаясь солнечной рябью, разнотравье: красная и белая кашка, подмаренник, белоснежный поповник, дикая мальва с прозрачными на свету розовыми лепестками и сотни других цветов, чьи названия ни Маша, ни летчик не знали.