Схватка между дедом Кузьмой и Прасковьей Захаровной грозила разгореться, но тут вмешался Ваня Самарский.
– Да будет вам! – сказал он с досадой. – Можете вы это понимать, что сотни лет стояла наша рязанская земля, всякие в ней случались события, а вот такого цветка еще никогда здесь не было? Не вырастал на нашей земле такой замечательный цветок. И я думаю, что отсюда надо нам сделать вывод.
– Ну-ну, делай, – согласился дед Кузьма, закуривая цигарку. – Лети в небеса.
– Цветок этот, конечно, для красоты, – сказал как бы с сожалением Ваня и с виноватой улыбкой посмотрел на меня. – Вы не обижайтесь. Я понимаю, что без этого, без красоты, не может быть жизни. Особенно если говорить о коммунизме. Тут дело не в этом. А в том, что цветок этот южный, зябкий, для нашего климата как будто бы посторонний. А вот растет и цветет. Дело, значит, не в одном этом цветке, а в дерзости человека.
– А я теперь ничему не дивлюсь, – повторил дед Кузьма. – Арбузы под Москвой стали растить. Это что ж такое? Это, брат, прямые чудеса! Или, скажем, наши луга. Старые луга, что говорить. Ну, мельчают, понятно. Трава свою породу теряет. Так ране кто об этом заботился? Да никто! А нынче, видел, сколько машин пригнали? Будут луга молодить. И будет тут рость не трава, а чистое золото.
– Это как? – спросил Алешка.
– Ну, золото. Как тебе растолковать? Вещество вроде как этот цветок, только с твердостью. И со звоном. Я лучше тебе расскажу про мужичка одного колхозного, что хотел все знать.
– Он злодей? – спросил Алешка.
– Что ты, милок! – испугался дед. – Какой же он может быть злодей, когда был он человек душевный, разговорчивый! Ему только желательно было все знать, что круг него существовало. Пьет, скажем, чай – вот ему и интересно, откуда этот чай берется. А берется он из теплых краев, из сушеных листочков. Или, к примеру, откуда происходит сахар. Из свеклы он происходит, только она у нас не зреет. Тут ей больно холодно. Вот собрался тот человек и пошел в теплые края посмотреть своим глазом, как это все произрастает. А там, понятно, благоухание, и кущи, и сады совершенно райские. И висят в тех садах лимоны.
– Мандарины, – сказал Алешка.
– А я те говорю – лимоны! И думает наш человек: «Это, думает, не путь! Одной земле все дано, а другой – вроде ничего. Соберу-ка я семена да понесу в свой край. Обрадуется им маша земля. Она-то ведь не балованная, на ней только суровый злак растет. А ей ведь тоже охота расцвесть в полной своей силе». Собрал он семена, идет на родную сторону. А там в то время зима. Завалило леса снегом по самые верхи. Он возьми и кинь горсть тех семян на снег. И что ж ты думаешь! Сразу осели, ухнули снега, хлынули ручьями, вышла из-под них сырая земля, и на той земле, в теплом пару, вырастают вот так же скоро, как этот цвет золотой, всякие дивные злаки, цветы и травы. Такие, как там, в тех теплых краях. Прямо за его пятой вырастают.
– Все ты выдумываешь, Кузьма, – сказала Прасковья Захаровна. – Старый – как малый.
– Иносказание, – вдруг сказал Ваня Самарский и покраснел. Должно быть, оттого, что произнес это мудреное слово.
На следующий день на кустах луноцвета расцвело уже не пятьдесят, а больше сотни цветов. Со всей деревни начали приходить посетители, чтобы посмотреть на этот чудесный цветок.
Мальчишки весь день висели на заборе и свое восхищение выражали только привычными возгласами.
– Ух ты! – шептали они. – Глянь-ка, ох ты! Вот так да!
Взрослые смотрели на цветы почтительно, разговаривали почему-то вполголоса и, уходя, говорили:
– Вот и еще одно происшествие у нас интересное.
Однажды я вышел в сад ночью и осветил куст луноцвета сильным фонарем. Он предстал предо мной среди окружающей тьмы во всей своей нежной красоте. Так, должно быть, сверкали те цветы и травы, о которых рассказывал дед Кузьма. Как правдивы истоки народной поэзии и какие ее богатства заключены в нашем времени!