– Феликс…
– Что еще?
– Комп стационарный, – протянула Настя тоном попрошайки. – У ноутбука мощности маловато. Можно же в рассрочку взять.
– Поговорю с Левченко, чтобы собрал комп, это будет дешевле.
На радостях Настя обняла его за шею, ее легко сделать счастливой, у Феликса другая ситуация. Нет, дома ему хорошо, но куда деться от пилорамы внутри? Выражаясь по-простецки, его банально кинули, он чувствовал себя собакой, которую, несмотря на преданность и честную службу, пнули ногой, чтобы не мешала. И кем заменили…
Несправедливость разъедала изнутри, по большому счету, следовало бы написать заявление и послать все к черту, но это детскость, она не так давно выветрилась. У него есть Настя, скоро появится третий человечище, эти двое обязывают думать, прежде чем идти на поводу у эмоций. К тому же Пашу с ребятами бросать вот так сразу… нехорошо. Но теперь ему будет трудно, ведь и промахнуть, разыграть пофигиста не выход, иначе будут ноги вытирать, так ему представлялось положение. Самый благоразумный выход – подыскать альтернативу, то есть… да, другую работу и не откладывать в долгий ящик. А до этого терпение, терпение и снова оно – терпение.
Расставаться со своим ребенком навсегда…
…разве есть что-либо страшнее в этой жизни? Элеонора вынуждена была держаться, ее мать после того, как узнала, что внук убит, очутилась на грани жизни и смерти, только стойкость дочери заставляла и пожилую женщину не раскисать.
Весь процесс для нее проходил в какой-то параллельной реальности, куда она случайно заглянула по ошибке, стоит на шаг отступить – и завеса перекроет портал. Она даже делала пару шагов назад, наивно веря, что кошмар после этого исчезнет… а ничего не исчезало. После того как могилу обложили живыми цветами, которые Илье не нужны были при жизни, а сейчас и подавно, люди стали потихоньку отходить и двигаться к выходу, там их ждали автобус и легковые машины, чтобы отвезти на поминки.
Элеонора решила еще немного постоять у горы цветов, за которой не видно могилы, постоять, чтобы… нет, не ответила бы – зачем. Просто постоять, потому что вдруг не стало сил ни на что. И вот она осталась совсем одна в окружении крестов, снежных холмов, серых стволов деревьев и туманной дымки вокруг. Одна у горы цветов и таблички с портретом сына, стихии внутри устали, нет, они пали замертво, отсюда и безразличие поразило в самое сердце. Она не отрывала глаз от портрета, где Илюша живой и улыбающийся, красивый и счастливый. Это все, что от ее мальчика осталось – память и портрет, на который легла чья-то тень, Элеонора подняла глаза.
Поначалу она не увидела женщину в черном, выглядевшую словно ворона на белом полотне, в ее заполненных слезами глазах все сливалось. А женщина тем временем ослабила черный шарф на шее, видимо, душивший ее, именно движение привлекло внимание несчастной матери. Элеонора протерла глаза платком, который все утро тискала в руках, и увидела ее… очень странную. Дело не в черном одеянии, по всей вероятности, у нее кто-то умер, это траур, она сама странная. Она стояла вполуоборот к Элеоноре за большим крестом, торчащим из могилы сына. Стояла, положив ладонь в черной перчатке на ствол дерева, статная, великолепная в фантомном ореоле, как показалось, но это действие тумана. А самое странное – ее лицо, оно сияло в каком-то благостном покое, хотя нет… скорее, ее красило непонятное торжество, лившееся изнутри.
Элеонора вышла из своего состояния и чуть вздрогнула, когда женщина заговорила, с первых ее слов тон зазвучал спокойно, а слова… самый заклятый враг таких не произносит:
– Что? Плохо? Больно? Наконец и ты поняла, что значит – терять своего ребенка? Но тебе хуже, он у тебя был один, теперь ты одна, чему я рада.
– Ты кто? – ощерилась Элеонора, догадавшись, что черная женщина не с сочувствием и тем более не с добром подошла к ней.
– А! – усмехнулась та. – У тебя провалы в памяти, ты даже не помнишь меня… В сущности, мне плевать. Достаточно того, что я стою у могилы, а твой выродок лежит там.
Резко выбросив руку вперед, женщина указала пальцем на холм.
– Как ты смеешь… Как смеешь… – процедила Элеонора сквозь стиснутые зубы, задыхаясь от гнева и стискивая кулаки. Еще чуть-чуть и кинется драться.
– Глумиться? – продолжила черная женщина, ничуть не смутившись, тем более не испугавшись. – Это не глумление, а торжество.
Словно раскаленным железом коснулись сердца Элеоноры, но это были всего лишь слова. Одни слова делают нас счастливыми, другие ранят, способны вызвать ненависть или уложить в гроб. Самое малое, когда за подобные высказывания бьют по морде! Но где взять силы?
– Я убью тебя… – только и прохрипела Элеонора, набычившись.
ebooksa