А после смех резко оборвался, когда Наум, не стесняясь, шире развел колени Анютки и принялся покрывать жадными поцелуями ее живот, спускаясь все ниже и ниже.
Ловкие пальцы настойчиво огладили треугольник белья, касаясь самого сокровенного местечка. Аня протяжно выдохнула, попыталась свести ноги, однако Наум был настойчив.
И Анна пропала в водовороте чувств и эмоций, теперь уже не отталкивала своего мужчину, только крепче прижимала его к себе.
А Наум нежно, ласково и настойчиво ласкал тело любимой, отчаянно стремясь подарить ей столько эмоций, чтобы хватило хоть как-то компенсировать свое поведение. Ведь виноват, раскаялся, и никакие слова не смогут рассказать Анюте, как сильно он сожалеет о прошлом.
Сдвинув белье своей девочки, Наум принялся целовать, поглаживать, ласкать нежную плоть языком и губами. Анна уже стонала в голос, а Мартынов поставил перед собой цель: довести любимую до исступления.
И у него получалось. Протяжные стоны ласкали его слух. Нежные пальцы впивались в его плечи и затылок. А тонкий, пряный аромат страсти Анюты окутывал Наума, отбирая дыхание, заставляя сходить с ума.
Он целовал ее, пока хрупкое тело била крупная дрожь. Он держал ее, чувствуя, как по языку разливается ее удовольствие. Сам был готов «спустить» в штаны, но терпел. Сейчас — все для Анюты. Только для нее. А он потерпит, когда можно будет, когда Аня окончательно поправится после больницы.
— Наум…, — едва шевеля губами, шепнула Анна, чувствуя себя растаявшим на солнце мороженным. И, кажется, Мартынов с радостью готов был все это мороженное съесть.
— Дурею от тебя, — пробормотал Наум.
Наум заурчал, когда ощутил ответную дрожь. Так и хотелось еще сильнее зацеловать, заласкать любимую. Но для этого нужно было, как минимум, снять ее со стола и отнести в спальню.
— Оно и заметно, Наум Витольдович! Смотрю, мозг совсем вытек через… гм… достоинство! — раздался спокойный, размеренный голос отца Анны.
Наум выругался негромко, но проникновенно. Анна соскользнула со стола, пытаясь привести себя в порядок. А щеки дико горели от смущения.
И как?! Как она могла забыть, что здесь же, в доме, находятся и ее родители! Вот же идиотка!
Но Анна так сильно соскучилась по этому невыносимому избалованному мальчишке, что все мысли вылетели из головы.
— Здравствуйте, — кивнул Наум, а вот Анну от себя не отпустил, отдернул подол сарафана, обнял девушку рукой и прижал к своему боку, — Заглянул на огонек. Подумал, что сначала нужно заручиться благословением родителей моей невесты, а потом уже давать объявления в прессе.
— Офигеть…, — выдохнула Анна. — А мне предложение не нужно делать?
— А ты согласна, — улыбнулся Наум. — Я тебя люблю. Ты ко мне неравнодушна. Все решено.
— Неравнодушна? И только? — фыркнул Людвиг. — Я вон, к йогурту не равнодушен. Но женился я почему-то на матери Анны, а не на чертовом кисломолочном продукте!
— Не думал, что у вас, папа, такие специфические наклонности, — не смог сдержать смеха Наум. А потом уже серьезнее произнес: — Я прошу отдать за меня дочь, Людвиг. Обещаю любить, оберегать, заботиться о ней. Буду стараться не огорчать ее. И сделаю все, чтобы Анюта была счастлива.
— Анюта! — скривилась Анна, так и подмывало сделать что-нибудь жутко дерзкое и нелогичное.