Летом 1944 года в небольшом городке на Каме шел концерт мастера художественного слова Сергея Балашова.
Единственный зал, не занятый под нужды военного производства, был заполнен до отказа. «Все для фронта, все для победы!», «Тыл и фронт — едины!» — гласили лозунги на стенах.
Только что вернувшийся с фронта артист вышел на сцену, держа в руке какую-то книгу. Он поднял ее, и все увидели, что поля книги обуглены.
— Это том Пушкина,— пояснил Балашов затихшему залу.— Я подобрал его в освобожденном городе, на пепелище. Фашисты — враги человечества, враги культуры, они уничтожают самое святое.
И, раскрыв книгу, начал читать:
Помнится, всех поразило тогда, насколько к месту пришлись пушкинские строки, казалось, написанные недавно, про эту войну.
Долго в тот вечер не отпускали Сергея Балашова, прося еще и еще читать Пушкина, Лермонтова, Твардовского, Симонова, Суркова... Вместо цветов по рядам передали на сцену невесть откуда взявшуюся в зале корзину земляники — ее много водилось в окрестных лесах...
Тыл и фронт в годы войны были действительно едины. Подвигу, свершаемому на фронте, был под стать подвиг тех, кто, не зная устали, работал на победу в тылу. И роль связного между ними часто играла книга, которая, по словам А. Н. Толстого, пошла в окопы и на заводы, стала живым и непосредственным голосом воюющего народа.
Более тысячи писателей находились в рядах действующей армии, около трехсот из них пали на поле боя. Сотни литераторов продолжали свое нелегкое дело — создание художественных произведений — в тылу.
Большая группа их работала на Урале. За годы войны известными советскими прозаиками и поэтами, равно как и местными литераторами, были созданы десятки книг о рабочем крае, его людях. Многие из этих изданий не утратили своего значения и по сей день.
...Каждую ночь из столицы на Восток уходили эшелоны: эвакуировались московские заводы, организации, учреждения.
С тревогой вглядывались люди в окна вагонов, нелегкие мысли одолевали их: «Как дела на фронте?», «Удастся ли составу уйти от «юнкерсов»?», «Что ждет за Волгой, на Урале?».
А мимо проплывали заснеженные поля. Иногда в темноте угадывались дома с затемненными окнами: мрак, два с лишним года назад поглотивший Европу, перекинулся и на нашу землю, погасив мирные огни.
Поезд, в котором ехала Анна Александровна Караваева, шел уже вторые сутки. Прислушиваясь к говору попутчиков, писательница тоже глядела в темноту, которой казалось не будет конца. И тут...
«За черной кромкой леса что-то сверкнуло падучей звездой... Вот сверкнуло опять!.. Затемнелось какое-то строение, звезда скрылась... и вдруг — засияла. Огонь! Огонь!.. То был огонь в окне маленького домика на тихом разъезде. Он сиял, разбрасывая во все стороны широкие лучи, от которых волнистый ковер первого снега искрился, как парча,— все кругом словно ожило. Огонь в окне маленького домика показался мне огромным, высоким, он доставал до облаков, которые будто посветлели от этого зимнего сияния.
Поезд мчался все дальше вперед, леса снова обступили нас, непроглядные, полные холода и ветровой, уже зимней мглы, но нет, нас не запугаешь: впереди пойдут теперь огни, огни!» (Очерк «Огни»).
Глубокий, символический смысл открылся Караваевой в этих огнях. Они напомнили, что страна наша необъятна и могуча, вселили в людей надежду, веру в то, что черной ночи фашизма придет конец...
Всю войну не знали затемнения (светомаскировка была опробована, но, к счастью, не пригодилась) уральские города. Тем, кто приезжал сюда из фронтовой или прифронтовой полосы, они, право, не столь уж и освещенные по нынешним меркам, казались залитыми огнями. Все здесь выглядело, на первый взгляд, не так, как там: и темп жизни, и люди, и дома.
Подобное пережил и поэт Алексей Александрович Сурков, после двух с лишним лет пребывания в действующей армии оказавшийся по заданию газеты на Урале. Однако проснувшись на рассвете в заводской гостинице, он вновь ощутил себя словно в боевой обстановке: здание вздрагивало от недалекой канонады, слышался рев танковых моторов, за окном виднелись алые всполохи. Это испытывалась грозная военная техника, плавили металл — Урал ковал оружие для Советской Армии.
О решающем вкладе края в дело обороны страны уже тогда открыто говорилось в печати, хотя, по понятным причинам, подтверждающие это цифры были обнародованы позже. Они внушительны: 60 процентов средних и 100 процентов тяжелых наших танков были сделаны в войну на Урале. Кроме того — десятки тысяч орудий, множество реактивных минометов «катюша», тысячи авиационных моторов. Каждый второй снаряд, выпущенный по врагу, был сделан из уральской стали. На фронт отправлялось и многое другое — продовольствие, снаряжение и т. п.