Гриша, облаченный в неизменные джинсы и легкий, не по погоде, темно-зеленый джемпер, приступил к рассказу. Речь шла, конечно, о Зинаиде Ивановне и Анне – эта история настолько всех потрясла, что говорить о чем-то другом было вроде как и неуместно.
– Экспертизу провели… Профессор Васильев председательствовал. Признали невменяемой.
– Все-таки не тюрьма?
– Психушка, но вполне возможно, что навсегда.
– Как же так? Человек столько лет жил среди людей и никто ничего не заподозрил? – удивилась Яна, пододвигая к себе шикарный десерт, состоящий из фруктов, изюма, орехов и сливок.
Гриша со смесью ужаса и изумления посмотрел на это блюдо:
– Так много сладкого!.. Миллион калорий! Ты, конечно, можешь себе его позволить…
– Я люблю соленое и сладкое. Люблю контрасты! Но ты не ответил на мой вопрос.
– Георгий Владимирыч Васильев, человек, которого я уважаю и чье мнение для меня непререкаемо, объяснил, что у Зинаиды очень редкий вид помешательства – глубокое раздвоение личности плюс к тому самовнушение. Она очень тонко все выстроила в своем больном воображении. Никто и заподозрить ничего не мог. Да и кому придет в голову, что такое можно сотворить со своими детьми?
– Бедный Ваня…
– А случай с сыном напугал ее, и она замаскировалась еще глубже. Но, начни Аня сопротивляться и настаивать на свидании, Зинаида могла бы опять выйти на тропу войны. Думаю, несчастному жениху Ани грозила бы реальная опасность. Психотерапевт сказал, что таких людей трудно вычислить, потому что их зацикленность бывает на одном объекте, одной идее… А во всем остальном они нормальные люди. Но, слава богу, этот кошмар закончился!
– Больше всего меня теперь заботит Аня.
– Она не инвалид…
– Она – моральный инвалид! Она привыкла быть зависимой.
– Доктор Васильев позаботится о ней, не переживай. Аня очень нужна ему, как необычный пациент. Она уже у него в клинике. И для него дело чести – реабилитировать человека с такой вот судьбой. Я верю профессору, он справится, а поклонник Ани ему поможет. – Гриша явно был настроен на оптимистичный лад.
– Не знаешь, как Анна отнеслась к поступку своей матери?
– Неоднозначно. Шок. Отрицание того, что она услышала. Недоумение – как такое возможно? Злость на мать, жалость к себе… А потом жалость и к Зинаиде – ведь она это делала из-за любви!
– Хороша любовь – словно объятия удава! – хмыкнула Яна.
– Все равно конец этой истории скорее хороший, чем плохой.
– Это да! Мы вылечили Анну, подвигнув ее на прыжок из окна!