Коробка Наказаний

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что ты себе позволяешь? Где шляешься? Ты хоть соображаешь, как я извелась? — ничего нового от нее я и не могла услышать, изъясняется в своей привычной манере на повышенном тоне.

— Я за вещами, — произношу глухо.

— Что случилось с Тимуром, почему он отказался от всех сделок? Давай, чертовка, быстро объясняй, — толкает меня в плечо мать.

— Руки уберите, — гремит голос Властного.

— А ты вообще кто? — выходит из комнаты отец.

Мать убирает руки и замолкает.

— Добрый день, меня зовут Захар. Я друг вашей дочери, — ровным голосом произносит Властный.

— Это с ним ты шлялась? — недовольно фыркает мать.

— Захар решил все ваши проблемы, долгов больше нет, Мирон свободен, ну, а я — ухожу из дома. Мне больше нечего тут делать. Свою функцию я выполнила.

— Долгов и правда нет? — уточняет мать с изумлением на лице. — Это благодаря вам? — обращается к Захару. — Раздевайтесь, проходите, как я рада, что Алиночка привела своего друга.

Звучат ее фразы фальшиво, а мне становится противно. Услышала про деньги и сразу сменила тактику поведения.

— Правда. Задолженности все погашены. Наслаждайся жизнью, мама, ты же очень хотела разобраться с проблемами, даже меня продала за пухлый конверт с деньгами, — смотрю в ее глаза.

— Ч-ч-ч-то? — заикаясь отвечает.

— Не нужно этого, актриса из тебя так себе. По этой части у нас отец. Как здоровье, пап? Оклемался от приступа? — поворачиваюсь к нему.

Его лицо заливается краской. Даже не нужно ничего уточнять, все понятно, про приступ он действительно врал. Это же насколько нужно быть циничным, чтобы придумать историю с больницей? Для моего ума это просто непостижимо.

Родители еще много чего говорят, подключается Мирон и пытается выдавить из себя слезу, мать с повинной даже плюхается в мои ноги, только я ничего не слышу. Их слова словно пролетают мимо моих ушей.

Не прощу их…

Собираю вещи и молча покидаю квартиру. Захар держит меня за руку, и я ощущаю, что впервые за долгое время дышу. По-настоящему. Свободно и легко. Ощущаю себя так, словно с моей шеи кто-то снял огромный булыжник, который давил и не давал мне наслаждаться жизнью.

Где-то в глубине души я прощаю свою семью, но отрезаю все пути для нашего общения.

Пусть кто-то свыше решает, судить ли их за каждый из поступков, с моей стороны только одно действие в их сторону — вычеркиваю каждого из своей жизни. У меня есть я — этого достаточно.