— Я не такая любопытная, как ты, — недовольно ответила Вика. — Заканчивай уже рыться в грязном белье. Любая корпорация — это черное и белое. Уволенные ноют. Лишенные премии — ноют. Но стоит им устроиться в место чуть хуже — опять ноют, только о том, как раньше было лучше. Это дерьмовая людская натура. И некоторых даже смерть не исправляет.
— Как по-философски.
— Да, Ром. Я хотела измениться, стала другой. Мир был жестоким, и я стала такой же.
— Не могу представить тебя мягкой и плюшевой, — не удержался я и тут же получил под ребра:
— И лучше не представляй!
— Охохо… ладно, не буду.
Мы двинулись в сторону моей квартиры. Вика с недовольным лицом смотрела вокруг. Пятидесятилетние многоквартирные дома — кое-где даже со старыми деревянными рамами, где облетела краска. Некошеная трава во дворах, местами растущая между бордюрами, а кое-где — и вовсе через асфальт.
— Мрак, — выдавила она из себя. — Мрак и ужас. Как ты только здесь жил?
— Как и остальные сто пятьдесят тысяч человек.
Вика ничего не ответила. К тому же, мы как раз дошли до моей старой квартиры. Знакомый двор. Куст сирени на углу. Машины на стертом в пыль газоне.
Я посмотрел на окна — одно было приоткрыто. Значит, кто-то есть внутри. Не говоря Вике ни слова, быстрым шагом я направился к подъездной двери, набрал код и мне открыли почти сразу.
Поднялся на этаж и увидел приоткрытую дверь, откуда на меня смотрела молоденькая девушка с младенцем на руках.
— Ой, а я думала, что это хозяева…
— Какие хозяева? — недоуменно спросил я. — Здесь их сын живет, я к нему в гости.
— Нет, не живет, — девушка смутилась. — А, простите, я вспомнила, они говорили, что у них был сын. И что он умер. А квартира осталась и вот…
— Он умер две недели назад, — ответил я, чувствуя дрожь от ярости. За две недели даже в наследство не вступают, а тут уже сдали!
— Да? Но вы же к нему пришли, сами только что сказали.
— Я соврал. Счастливо, — и тут же побежал вниз.
— Говорила же тебе, что не понравится возвращаться домой, — Вика ждала меня у двери. Ее слова звучали не насмешливо, но и без осуждения. И все же как-то сухо. Пусто.
— Я ждал чего угодно, кроме такой подставы! Нахуй все! К черту эту гребаную прошлую жизнь! И всех, кто в ней был!