– Выходит, что так.
– И тебя усыновили Прудниковы?
– Да. Мать, умирая, призналась мне. Ее мучили не только боли, но и тяга к алкоголю. Она умоляла дать ей водочки. Я не мог отказать, наливал. Она выпивала, ее рвало. Просила клизмы алкогольные ставить. Но тут уж я отказывал. Я жалел ее и… презирал. Мать видела мои гримасы. Перед тем как отдать концы, сказала: «Боишься стать таким же, как я или отец? Думаешь, это наследственное? Так знай, ты приемный. Твоя мать была легкоатлеткой. Она не употребляла!» И дала газету «Советский спорт». Ту самую, которую я растиражировал, чтобы завернуть в нее мишку. Так я узнал, что меня родила подающая надежды спортсменка Белла Набиева. А Прудниковы усыновили.
– Кто ж этим маргиналам ребенка отдал?
– Родаки когда-то нормальными были. Батя – машинист, мать в будке на переезде сидела. Обоим хорошо платили. Сын у них рос. Квартиру только не давали. Поэтому решили второго родить. Но произошел выкидыш на позднем сроке. Семья вроде настроилась на пополнение и… квартирное расширение. Усыновили меня. Я очень красивым был, спокойным. Мать говорила, влюбились в меня все трое. Брат в том числе. Но он, надо сказать, хорошо ко мне относился. Защищал во дворе всегда. Сейчас его уже в живых нет. На зоне загнулся. Как и папаша. Он солярку украл, когда зарплату платить перестали. Продал ее, да с начальством не поделился. Посадили. А там понеслось…
– Твоя мать умерла год назад?
– Полтора.
– И ты не рассказал мне о том, что она не родная?
– Хотел. Однако решил сначала отыскать Беллу Набиеву. Запросы отправлял. Но она сгинула. Я решил забыть о ней. Поэтому и с тобой не поделился. И все бы пошло своим чередом, если бы судьба не столкнула меня с Богемой.
– В каком месте это случилось?
– В ночном клубе, где трудился.
– Трудился? В прошедшем времени? – поразилась Ленка.
– Да. После майских я уволился. Не смог совмещать…
– Что с чем?
– Работу с занятием, что поглотило меня. Но за праздники я поднял нормальную сумму. До сих пор на нее живу. И еще ипотеку плачу. Но в этот раз не только на чаевые жирую. Один клиент лопатник выронил с пачкой евро, я подобрал. Раньше всегда возвращал, а тут решил оставить, все равно увольняться. Деньги дали мне свободу. А когда я говорил тебе, что отправляюсь на работу, я ехал по своим делам.
– Вернемся к Богеме?
– Да, отвлекся я. Она была клиенткой нашего клуба. За стойкой сидела. Много пила. Тогда она выглядела значительно лучше, чем сейчас. Лицо помятое, конечно, прическа сбитая, но я видел множество гламурных красоток и звезд шоу-бизнеса в таком же виде. Они блистают на красных ковровых дорожках и в своем инстаграме, а когда расслабляются, становятся обычными бабенками и мужичками с подтеками туши, расстегнутыми ширинками. Про одутловатость, кожные раздражения, немытые волосы – молчу. Без грима и фильтров большинство наших звезд выглядит так себе. Особенно если они давно не на пике. Богема была похожа на вышедшую в тираж знаменитость. Такие все еще не сдаются, таскаются по модным местам, пропивают последнее. На Элизе брендовая одежда, но не актуальная, интересные украшения, пусть и не драгоценные. И она не тушуется. Хотя многие робели перед пафосом места. Им хотелось сбежать. А Богема сидела за стойкой, как на собственной кухне. Как я и говорил, пила. Сначала я просто раскручивал ее на дорогие напитки, а потом заинтересовался ею. Не как женщиной – персонажем. Элиза рассказывала о матери, что ее бросила. В подробностях и долго. Я сочувствовал. А когда мне велели закрывать бар, вызвался отвезти Элизу.
– И что ты там делал?
– Нет. Пару раз давал себя увозить богатым сучкам в свои особняки. Но мне они были противны. А Богема вызвала к себе симпатию. А еще мне очень хотелось посмотреть на ее квартиру. Мы, дворняжки, мечтаем о шикарных будках с детства. И сталинские высотки в центре столицы мне такими казались. Не все эти рублевские дома в золоте, мраморе, муранском стекле, а основательные строения, величественные, наполненные историей. Мы с тобой обсуждали это, помнишь?
– Да, и я рассказывала тебе, как бывала в гостях у одного известного советского композитора.