— Она только начинает. Если дело разрастется, то результат не за горами. Кстати, Павлуша, не попробовать ли и тебе себя на поприще просвещения?
— Вряд ли у меня есть педагогическое призвание, — любезно уклонился от предложения Виктора Тернов.
— Особого призвания и не требуется, — солидно изрек Гордеев. — Если господин Соколов не выйдет на службу к первому февраля, ты мог бы его заменить. Ты же помнишь арифметику в рамках гимназического курса.
— Я подумаю, дружище, — сказал Тернов и поднялся, собираясь прощаться…
Он возвращался домой по ночному морозному городу в приподнятом настроении. Нарождается другое поколение русских людей. Активных, деятельных, достойных, с внутренней устойчивостью и культурой. Разве не удовольствие работать с такими людьми и подготавливать будущее России?
Тернов представил себе, что через двадцать лет он превратится в такого же брюзгу, как и Вирхов, будет по поводу и без повода оскорблять молодых коллег, забудет правила приличия в общении. Нет, никогда! Культура или есть, или ее нет. Ее с детства надо впитывать, чтобы растворялась в крови и была естественной, как дыхание. Чтобы иное казалось немыслимым…
Дома охватившее его воодушевление улетучилось. Он заглянул в вечерние газеты и наткнулся на выдержку из парижского журнала «Revue», проводившего опрос выдающихся людей Франции по теме: «Совместим ли патриотизм с любовью к человечеству?» Французский историк Анатоль Леруа-Болье утверждал, что идея Родины есть прирожденная, основная идея, которую нельзя считать отжившей свое время, что отождествлять патриотизм и шовинизм нельзя, как нельзя и менять патриотизм на космополитизм, что любовь к Родине не противоречит любви к человечеству. И Павлу Мироновичу стало грустно. Пока он возится с каким-то отребьем, наводнившим столицу, пока размышляет над участием в педагогических начинаниях графини Саниной, на Дальнем Востоке идут бои, творится живая история, решается будущее российской империи, русские люди собственной жизнью доказывают любовь к Царю и Отечеству.
Совсем опечалила его публикация в «Гражданине», гласившая, что за каждым японцем стоят два бритта. Газету князя Мещерского, мракобеса и ретрограда, просвещенный университетский выпускник не жаловал, но сегодня он склонен был согласиться с князем: европейцы заинтересованы в ослаблении России. Именно с запада в Россию отправляются легионы проповедников социалистических идеалов и агитаторов насилия. Так почему же европейцам не разыграть и восточную карту? Ведь купили японцы крейсера в Генуе, и венгры продали им породистых лошадей. А кто знает, сколько внутренних врагов — двурушников, продажных чиновников, тайных агентов европейских спецслужб — действует в пользу узкоглазых в России? Правда, чаще всего в стравливании Японии с Россией обвиняют французов и англичан, но Павел Миронович не исключал и участия германских шпионов. Хоть Германия и соблюдает нейтралитет, да аппетиты у Вильгельма огромные, тоже подбирается к Азии.
В размышлениях о политических материях Павел Миронович и заснул незаметно для самого себя Впрочем, сны он видел самые мирные, его ночные видения были полны солнечного летнего сияния. И видел он себя на знойном цветущем лугу, среди ромашек и васильков, рядом с очень симпатичной барышней в белом платьице и под кружевным зонтиком. Над ними кружились разноцветные бабочки и гигантские стрекозы. Он держал барышню за руку и пытался поцеловать. Милая кокетка не препятствовала шаловливым заигрываниям, с заливистым смехом опустилась на мягкую траву, открыв взору стройную ножку в белом чулочке. Рука Павла Миронович скользнула по округлой коленке, он оттянул голубую подвязку на чулочке — и его бросило в жар… Но внезапно из-за спины Павла Мироновича упала черная тень. Он боялся обернуться и с ужасом смотрел, как черная тень густеет, разрастается, обретает крылья, будто на распластавшуюся на зеленой траве красавицу опускается зловещий лермонтовский демон…..
От ужаса Павел Миронович проснулся. Его широко раскрытым глазам явился непроглядный мрак, он слышал собственное оглушающие сердцебиение.
Он включил ночник. Оказалось, что через четверть часа можно и вставать, чтобы поспеть на службу. Павел Миронович не стал нежиться в постели лишние пятнадцать минут и с облегчением выпростался из-под душного, тяжелого одеяла. Он с удовольствием предался водным процедурам, отгоняя мысль о нервном сне…
В кабинет на Литейный в это утро он явился на пять минут раньше, чем того требовал распорядок дня. Вирхов уже сидел за своим столом.
— Неужели вы, Карл Иваныч, всю ночь провели здесь? — льстиво спросил Тернов.
— Нет, дружок, принимал участие в судебном процессе, — ответствовал Вирхов.
Тернов, не расслышав в голосе начальника издевки, да она была бы сейчас вовсе не уместна, уточнил с некоторой осторожностью.
— Выступали на стороне обвинения?
— Разумеется, — подтвердил Вирхов, просматривая бумаги. — Жертвой оказалась болонка. А преступником пудель.
— Дело достойно того, чтобы войти в анналы, — нерешительно пошутил Тернов и добавил: — Я выполнил ваше поручение, Карл Иваныч, посетил вчера госпожу Гордееву. Она к частным сыщикам не обращалась.
— Еще бы! — Вирхов усмехнулся. — Это не в ее интересах. И прошу вас, дорогой Павел Миронович, не обижаться. Дело-то серьезное. Только что звонил мне полковник Ястребов. Сообщил, в квартире Ерофея ночью задержан подозрительный хромой тип, маскировался под российского артиллерийского офицера. Сейчас его допрашивает контрразведка. Вот так-то, батенька. И устно передана вам благодарность за содействие в поимке шпиона.
Тернов покраснел. Что-то в голосе Вирхова говорило о том, что успехами подчиненного начальник не доволен. Завидует, вероятно. Тернову не приходила в голову мысль, что Вирхов может быть просто огорчен, что его способный ученик будет замечен военным ведомством и переманен на более выгодную службу.
ebooksa