В руках бесчувственного

22
18
20
22
24
26
28
30

Решусь ли на такой акт вандализма? Но перед глазами начинают мелькать картинки его жестких ласк в машине, а потом сознанием завладевает ревность. Представляю, как сероглазый тиран медленно стягивает с Регины ее красное платье, едва прикрывающее ажурные трусики. Его длинные пальцы проникают под кружево, играя с ее мягкой кожей. Блин! Хватаю первую попавшуюся вешалку и швыряю одежду на кровать. Несколько штрихов острым лезвием и на дорогой ткани остаются две заметные полосы. Но это — лишь начало, Волков! Один за другим, его костюмы становятся жертвой ревности обиженной нищей студентки.

— Я тебе не домашняя собачонка! — рычу, понимая, что начинаю плакать.

Разум затуманивается, уже не могу сдерживать обуявшую меня ярость. Спустя полчаса падаю на кровать, окруженная грубо разрезанными дорогими мужскими костюмами. Натертые пальцы неприятно жжет. Смотрю в полоток и не чувствую ничего, кроме горечи. Сквозь ее пелену пробивается лишь одно единственное желание, которое ненавижу всей душой. Слезы солеными дорожками текут по щекам. Сажусь, осматривая спальню Волкова. Ну все, Овечкина, тебе конец! Ухмыляюсь, вытирая влагу с лица и понимая, что в глубине души довольна этим поступком.

На смену ярости приходит опустошение, и я плетусь в свою комнату, по дороге посматривая вокруг. Но особняк тонет в ночной тишине. Все спят. Захожу в свою спальню, понимая, что нога снова начинает болеть.

— Страстной ночи с Региной, — бросаю в темноту, раздеваюсь и прямо в спортивном белье ложусь спать.

Пение птиц за окном будит ранним утром. В голове смутно вспыхивают картины прошедшей ночи. Упс! Распахиваю глаза и понимаю, что сотворила нечто ужасное. Да Волков меня на лоскуты разорвет! Хватаюсь за голову и ковыляю в ванную. Там снимаю бинт и осматриваю лодыжку. И правда, опухлость спала, но наступать все еще неприятно. Ладно, горячая вода слегка успокаивает, но изнутри все еще рвется страх. Может, признаться во всем Инне Алексеевне? Боже! Сползаю по гладкой плитке душевой кабинки и хватаюсь за голову. Какая же дура! Нужно было пойти в его кабинет, найти доказательства, а не портить имущество. Он мне миллионный счет выставит! До пенсии буду развлекать этого сероглазого монстра.

Надеваю все те же джинсовые шорты, майку и плетусь вниз. Нога неприятно зудит, но вытерпеть можно. В холле особняка никого нет, снаружи слышится счастливый лай чудища по имени Честер. Через окно вижу, как Макс бегает и кидает собаке какую-то длинную штуку.

— Проснулась? — слышу позади голос управляющей и сердце падает в пятки.

Нужно рассказать ей!

— Тогда пошли завтракать. Как нога? — интересуется она, пока мы идем в просторную столовую.

Весь дом Волкова буквально тонет в солнечном свете. Множество окон делают его ярким и живым. А обилие зелени как снаружи, так и внутри особняка разбавляют общую умиротворенную атмосферу. Инна Алексеевна ставит передо мной тарелку с дымящимися оладьями. Сердце пропускает удар. Я очень люблю оладушки с… и рядом тут же оказывается небольшая пиала со сметаной.

— Откуда вы знаете… — лепечу, не в силах понять, почему в этом доме все знают о моих предпочтениях и вкусах.

— Влад сообщил, — сказала женщина, — ешь, пока горячие.

Тесто буквально тает во рту. Мгновенно забываю о своей ночной выходке. Вдруг пронесет? Может просто притвориться ветошью, типа я здесь не причем?

— Очень вкусно, — заталкиваю в рот следующий оладушек.

— Никто не отнимает, Юля, — смеется управляющая, затем ставит передо мной чашку с чаем.

Меня окутывает густой аромат полевых трав.

— Донник для успокоения, чтобы тебе было проще освоиться. Подмаренник укрепит иммунитет. И немного меда для вкуса.

Заканчиваю завтракать и откидываюсь на стуле, ощущая приятную наполненность желудка. Вдруг голос Инны Алексеевны становится ниже. Она подходит ближе и заглядывает мне в глаза. От этого по телу проходит сильная дрожь.

— Ну что, Юля. А теперь поговорим о том, что произошло этой ночью…