Хайп

22
18
20
22
24
26
28
30

— Фестиваль ко дню рождения КГБ СССР? — Мишель усмехнулся.

Пол их практически не слушал, погрузился в свои мысли. Они были толстыми, вялыми, еле шевелили плавниками, как карпы в магазинном аквариуме. Чуть заметно колыхалась вода, причудливые тени ползли по волнистым стеклам, зеленовато светились лампы вдали, пестрая толпа текла мимо аквариума, в ней мелькали лица, чужие и равнодушные.

«Я уснул, — догадался Пол. — А через полчаса встреча с продюсером новой молодежной комедии. Он хочет, чтобы я там снялся, а я вместо этого сплю».

Он рывком выдернул себя из сонной мути, выпрямился, огляделся.

— Короче, так. Вы дождитесь конца пробки и подъезжайте. А я пешком дойду. До Таганки тут недалеко, как раз успею, — сказал Пол и открыл дверцу.

Мишель попытался возразить, но он захлопнул дверцу и, лавируя между машинами, добрался до тротуара.

Осенняя Москва сунула Полу за шиворот холодную руку, брызнула в лицо моросью, встряхнула и встроила его в поток пешеходов. Пол хотел было свернуть у тыльной части Манежа в Александровский сад, чтобы выйти на набережную, потом решил пройти через Красную площадь. Однако она оказалась перекрыта. Ему пришлось по Никольской и Ветошному переулку выбираться на Ильинку, а с нее, мимо Гостиного двора, выходить на Варварку.

Тут было полно народу, москвичи и гости столицы желали осмотреть новинку — ландшафтный парк «Зарядье». Пол несколько подзастрял в толпе, чтобы не опоздать на встречу, выбрался на бровку и пошел вдоль машин, припаркованных на противоположной стороне улицы.

До Таганки оставалось совсем немного. Громада высотки на Котельнической набережной плыла над Яузской улицей, словно готический замок из голливудского блокбастера. Свежий ветер с Москвы-реки разорвал облака, в небе возник ослепительно-синий треугольник, из которого проглянуло солнце. Пол свернул в Большой Ватин переулок, намереваясь выйти на Гончарную улицу. Впереди замаячили черные купола Афонского подворья.

На улице было пусто, лишь несколько прохожих, судя по внешнему виду, офисные клерки, спешили куда-то по своим делам. Москва жила своей обыденной жизнью, и никому в ней не было дела до того, что творилось в душе суперпопулярного видеоблогера Пола Смолла.

Темно-зеленый «Лексус» обогнал его и замер под знаком «Остановка запрещена». Пол удивился. Вон же камеры, зачем так явно палиться? Он посмотрел на фигурку клоуна, болтающуюся в машине на зеркале заднего вида, и усмехнулся. Пол никогда не понимал людей, вешающих в своих тачках всякую дрянь, мешающую обзору.

Пассажирская дверца «Лексуса» открылась, на тротуар выбрался какой-то человек, Пол не зафиксировал его лицо. Собственно, зачем? Каждый день мы встречаем сотни и даже тысячи людей, что ж, всем в глаза смотреть и физиономии запоминать?

Пол прошел мимо машины, двинулся дальше. Тут он услышал за спиной торопливые шаги, практически топот, словно его догоняли несколько человек, запоздало решил обернуться, и тут ему на голову обрушился мягкий, но очень сильный удар. Сознание сразу померкло, и наступил мрак, бесконечный, всеобъемлющий, живой и душный. Он обволакивал Пола, но в нем, в этом мраке, в этой горячей мгле, оказалось неожиданно уютно. Пол словно бы вернулся в детство, но не туда, где были детский сад, тихий час и манная каша, а в совсем-совсем ранее детство, во младенчество. Может быть, даже в утробу матери.

Он утратил способность мыслить логически. Да и вообще мысли как таковые исчезли. Остались только смутные образы, чувства и ощущения.

И еще боль. Она находилась где-то на периферии сознания, но никуда не девалась. Ныли голова и шея. Вспышки боли пробегали по бокам и спине. А еще саднило внутри, в животе. Ему очень хотелось уйти от боли подальше, туда, в теплую и душную мглу.

Уйти насовсем.

Глава 4

Он пришел в себя и сразу же почувствовал все ту же боль. Тело затекло, шею и поясницу ломило так, словно Пол всю ночь таскал железо в фитнес-клубе, голова раскалывалась. Пол открыл глаза, увидел пустую комнату, окно, наполовину зашторенное дешевой занавеской, потолок с подтеками и лампочку на шнуре. За окном было темно.

Пахло сыростью и почему-то резиной. Повернув голову, он увидел источник запаха. В углу возле двустворчатых дверей лежали стопкой шины с шипами, явно зимняя резина, ожидающая сезона. Больше в комнате ничего не было — ни мебели, ни вещей.

Пол лежал на полу, руки и ноги его были скованы двумя парами наручников. Он сумел сесть, поморщился от боли, покрутил шеей, разминая затекшие мышцы, и услышал неясные звуки, долетающие сквозь закрытые двери.