Вильтар, ожидавший этого вопроса, ответил с видом человека, который охотно бы скрыл истину.
— Дорогая маркиза, я думал, что вам уже все известно.
— Известно? Но что же мне может быть известно?
— Мне хотелось бы, чтобы вы это узнали от кого-нибудь другого, маркиза, не забудьте, что я ведь друг Г астона.
Она широко открыла свои прелестные глаза, как бы опасаясь какого-то невиданного, но ужасного удара.
— Значит, с ним что-нибудь случилось? — воскликнула она.
— Да, как вы и говорите, с ним случилось что-то.
— Он ранен? Болен?
— Хуже, маркиза.
Она приготовилась уже к дурным вестям, но эти слова почти лишили ее чувств; она тяжело оперлась на спинку золоченого стула.
— Говорите яснее, что может быть хуже болезни?
— Неосторожность.
— Так, значит, это была только неосторожность с его стороны.
Маркиза снова порозовела и оправилась.
— Но ведь если неосторожность считать преступлением, то мы — все преступники, — воскликнула она почти весело.
— Я не согласен с вами, маркиза, мы преступны, если только наша неосторожность причиняет кому-либо вред.
— Но что же Гастон сделал? Почему вы говорите все это так таинственно?
— Мне хотелось бы пощадить вас, вы и так слишком скоро узнаете об этом.
— Пожалуйста, не заботьтесь обо мне. Мне уже нечего терять.
— То же самое можно сказать и про нашего друга Гастона, ему тоже больше нечего терять.